Несмотря на их горячие протесты, все было так, как сказал судья.
Виллему поскакала с ним в округ Энг. Но едва они исчезли за лесом, как Калеб сказал:
— По-моему, Маттиас говорил, что нотариус должен на днях нанести визит в Гростенсхольм.
— В самом деле! — согласилась Габриэлла. — Сейчас же едем туда!
Со времен Дага Мейдена все его потомки дружили с нотариусами.
Нотариус и вправду был в этот день у Маттиаса и Хильды. Когда Калеб и Габриэлла приехали, все осматривали усадьбу — и все вместе отправились к ручью, где находились мельница и лесопильня.
Когда они отъехали в сторону от грохочущего ручья, текущего из леса по равнине, Калеб лихорадочно и торопливо изложил суть своего дела.
Нотариус, довольно молодой датчанин, наморщил лоб.
— Да, в эти дни в Энге действительно находится комиссия. Но она прибыла, чтобы разобраться с налогами, поскольку тамошние жители издавна уклонялись от уплаты. Что же касается бунтовщиков… По этому поводу не было никаких распоряжений. Я не совсем понимаю, что имел в виду судья, но, думаю, что он мог неправильно все понять. Конечно, девушка вернется домой сразу же, как все прояснится.
— Это правда, что она не понесет никакого наказания за ту ребяческую метку на руке? — спросила Габриэлла.
— Я слышал, как сам Гюльденлеве сказал: «Забудем этот чертов бунт! Я не стану осуждать людей, желавших сделать меня королем Норвегии, а тем более, отсылать их к моему брату, королю Кристиану, или, точнее, к сводному брату. Нет, все это должно быть забыто и похоронено. Навсегда!»
— Тогда почему же судья?.. Я поскачу следом и привезу ее домой, — сказал Калеб.
— Да, ты прав, — сказал нотариус и позвал одного из своих помощников. — Лаурсен, поезжайте вместе с ним и передайте мое порицание судье!
Габриэлла настояла на том, чтобы ехать с ними. Она нагнала судью на другой стороне холма, находящегося между округами Энг и Гростенсхольм. Судья сидел на обочине дороги вместе со своим долговязым помощником и пил пиво, пока лошади отдыхали. Виллему с ними не было.
— Где моя дочь? — сурово спросил Калеб. Его лицо было каменным от возмущения.
— Ваша дочь? — неторопливо произнес судья. — Но разве Вы не встретили ее?
— Мы никого не встретили. Что Вы имеете в виду?
Судья настороженно посмотрел на помощника нотариуса: его взгляд ясно говорил о том, что ему известно, кто это.
— По дороге я встретил Улава Харасканке, который сообщил мне о том, что вышло недоразумение: распоряжение касалось не бунтовщиков, а уплаты налогов. Так что я сразу же отпустил Вашу дочь, и поскольку мы уже были на вершине холма, откуда виден округ Гростенсхольм, я не счел необходимым сопровождать ее дальше.
Калеб был в замешательстве.
— Но моя дочь была верхом на коне. Мы должны были ее встретить.
— Может быть, она поехала в другое место? Кажется, Ваша дочь несколько… легкомысленна.
— Легкомысленна? — побагровев, произнес Калеб, а у Габриэллы вырвался возглас негодования.
— Я имею в виду ребячество, некоторую необузданность… — тут же поправился судья.
Калеб почувствовал тупую боль в груди. Ему с трудом верилось, что ее «несчастные случаи» происходили на самом деле — но что, если Виллему все-таки была права? Если с ней действительно что-то случилось?
В разговор вмешался Лаурсен, помощник нотариуса.
— Я не понимаю, как можно до такой степени не понимать распоряжений. И не проводить девушку домой!
— Она настаивала на том, чтобы ехать одной.
Да, это могли понять Калеб и Габриэлла: Виллему всегда стояла на собственных ногах.
Они развернули лошадей.
Не удостоив судью прощальным словом, они поскакали прочь. Поднявшись на холм, откуда открывался вид на родной округ, они остановились. Было по-осеннему прохладно и сыро, чувствовалось приближение зимы.
— Не могу взять в толк, куда она поскакала, — сказал Калеб. — Она могла направиться через лес…
— Это самый короткий путь, — заметил Лаурсен.
— Да, но…
Калеб стукнул себя по лбу.
— Свартскуген! Не поскакала ли она туда?
— Как ты можешь об этом говорить! — сказала Габриэлла. — Она столько раз говорила, что с этой частью ее жизни навсегда покончено!
— Наверняка она уже дома, — успокаивал их Лаурсен.
Калеб немного повеселел.
— Да, не исключено. Мы могли разминуться, когда отъехали от ручья.
— Вполне возможно.
— Да, ясно, что так оно и есть, — сказала Габриэлла.
И они с надеждой поскакали домой. Но Виллему не приехала домой.
Вернулся лишь ее конь — с оборванной уздечкой. Калеб был в отчаянии.
— Наша дочь, конечно, поступила опрометчиво, но на этот раз не ее вина в том, что она уехала из дома. Судья за это ответит! Ответит за свое разгильдяйство! И над ней нависла теперь какая-то опасность…
— Мы должны найти ее, Калеб, — сказала Габриэлла, со страхом глядя на него. — Даже если нам придется объехать всю Норвегию! Нужно ехать немедленно! Я поеду с тобой!
Он понял, что она не усидит дома, и молча кивнул.
В третий раз Виллему исчезла. И все понимали, что на этот раз дело приняло серьезный оборот.
Никогда она не была для них дороже, чем теперь. Виллему, рожденная для того, чтобы доставлять им беспокойство своими необдуманными, опасными авантюрами, теперь сама попала в переплет. Но что с ней произошло, никто не знал — и это затрудняло поиски.
Они взяли с собой Никласа и Маттиаса, а также множество дворовых людей и начали прочесывать лес до самого холма.
Калеб и Габриэлла делали ставку на Свартскуген и взяли туда Маттиаса, владельца имения.
Нет, Виллему там не было — много времени прошло с тех пор, как она неожиданно появилась, почти четыре недели. Но хозяин, отец Эльдара, сидел, насупившись и явно что-то не договаривая.
— Ты что-нибудь знаешь? — мягко спросил его Маттиас, которому принадлежал Свартскуген.
— Не трудно догадаться, почему на девушку совершено нападение, — пробормотал старик. — Ей придется разделить судьбу всех наших мертвецов из Свартскугена.
— Что ты мелешь? — побледнев, сказал Калеб.
— Фрекен Виллему сама определила свою судьбу в тот день, когда последовала за ним, за Эльдаром, в Хенгтманнсмюр. Это любому ясно!
— Ты считаешь, что она была втянута в круг бунтовщиков? Ведь с этим давно все покончено!
— Нет, дело не в бунте…
— Тогда в чем же? — нетерпеливо спросила Габриэлла.
— Господа сами хорошо об этом знают. Все дело в тех, кого тогда убили…
— Двоих человек из Воллера? Но ведь Виллему и твоего сына оправдали!
— Но не все…
— Не оправдал… кто? Ты полагаешь, что воллерцы?
Арендатор Свартскугена поднял голову.
