взглянула на него снизу вверх:
– То есть я тебя ничем не обидела?
– Конечно нет! – с улыбкой ответил Юкия.
– Вот и хорошо.
Коумэ расслабилась и вздохнула.
– Тогда я действительно смогу навсегда остаться здесь.
Юкия не сразу понял, что она имела в виду. У него чуть не вырвалось возмущенное: «Чего?!» – но он в последнее мгновение сдержался и, сохранив спокойное выражение лица, вопросительно посмотрел на девушку:
– Это в каком смысле?
– Твоя матушка так сказала. Мол, если про отца так ничего и не узнают, она возьмет меня на работу в усадьбе.
– Матушка?
Похоже, мать Юкии настояла, что дать пристанище одинокому ребенку – обязанность семьи наместника. Очень на нее похоже, она такая добрая.
– Я была ей очень благодарна, но волновалась, что ты из-за чего-то мной недоволен. Теперь я спокойна. Надеюсь на твою поддержку, – радостно заявила Коумэ.
Юкии показалось, что девушка специально увела разговор в удобную для себя сторону. Он каждый раз замечал в ее глазах хитрый блеск, когда она украдкой бросала на него взгляд.
– Я слышала от тетушек на кухне, что тебе приходилось служить при дворе.
– В общем, да.
– С ума сойти! А расскажи мне про дворец. Я родилась и выросла в Тюо, но при дворе никогда не была. Расскажи, какой он.
Что это с ней? Ее поведение резко изменилось. Скромная девушка куда-то исчезла, Коумэ подозрительно развеселилась. Она без умолку щебетала о том, как ей интересна жизнь во дворце, но Юкию что-то беспокоило, ему было неприятно.
– А вы не беспокоитесь об отце? – Он не собирался произносить это вслух, но слова вырвались сами.
Коумэ удивленно посмотрела на него, но, когда она осознала смысл слов, радость постепенно исчезла с ее лица.
– Конечно беспокоюсь! Разумеется! – Неловкими словами она, само собой, попыталась оправдаться. – Просто мне всегда нравились благородные вороны. Я была счастлива, когда поняла, что смогу хоть немного поработать в таком великолепном доме. Можно даже сказать, я благодарна отцу, что он пропал.
И это произнесла дочь, отец которой то ли жив, то ли мертв?! Возможно, девушка сама не понимала, что говорила, но ненароком выдала свое истинное желание, и этого хватило, чтобы насторожить Юкию. Она совершенно не смутилась, и он разозлился на нее и решил, что доверять ей нельзя.
– Это ведь ваш родной отец! Разве можно так? – грубо заявил ей юноша, и девушка, кажется, только теперь заметила свою обмолвку.
Она на мгновение напряглась, но тут же снова посмотрела на Юкию.
– Ты ведь и понятия не имеешь, каким негодяем был мой папаша. Но, конечно, у тебя такие прекрасные родители, ты воспитывался ни в чем не зная отказа, так откуда тебе знать, что я чувствую.
Эти слова задели Юкию.
– А может, проблема в вас, раз вы так думаете?
– В каком смысле?
– Я тоже не всегда бываю доволен своей семьей. Однако они прилагали все силы, чтобы достичь своего нынешнего положения. Если вы считаете, что с вашим батюшкой что-то не так, может проблема не в нем, а в вас?
– Что ты хочешь сказать?
Юкия понимал, что нельзя продолжать в таком духе, но остановиться не мог. Он резко проговорил:
– Я хочу сказать, что, хоть вы и вините своего отца во всех своих неудачах, нет никаких причин смотреть на меня как на дурака.
Коумэ взглянула на него как на противного червяка.
– А ты говоришь так, будто всего добился сам. А ведь тебя явно растили в любви и заботе. Вот поэтому меня коробит от не знающих тяжелого труда барчуков, – выпалила Коумэ.
– Не говорите того, чего не знаете!
– Это ты ничего про меня не знаешь! А самому никогда не доводилось переносить тяжелые испытания.
Юкия больше не мог выносить пронзительный голос девушки и выскочил наружу.
– Ненавижу тебя! – крикнула Коумэ в спину Юкии и раздраженно пнула корзинку под ногой. – Чего это он? И не скажешь, что родной сын госпоже!
– Правда? – прозвучал голос сзади, и Коумэ подпрыгнула.
– Госпожа?
Интересно, давно она наблюдает за их перебранкой? Коумэ оглянулась. Адзуса растерянно смотрела на нее. За ней стояло несколько слуг с озадаченными лицами. Видимо увидев, как ссорятся молодые люди, они позвали Адзусу.
Никакая мать не будет спокойно слушать, как ругают ее сына. Коумэ испугалась, что ее станут презирать, и весь ее гнев мигом улетучился.
– Ой, простите. Я не это имела в виду, – бессвязно залепетала девушка, пытаясь объясниться, но Адзуса не стала ее ругать.
– К сожалению, ты права. Мы с Юкией не родные друг другу.
От неожиданности Коумэ запнулась и не знала, что ответить, и Адзуса продолжила.
– Я вторая жена господина. Из наших троих детей только Юкия – сын первой супруги. Впрочем, он все равно остается моим сыном, – резко сказала она. – Став одной семьей, мы не смотрим, есть между нами кровная связь или нет. Однако я поздно поняла это и оказала мальчику плохую услугу.
– Плохую услугу? – пробормотала Коумэ.
Женщина погрустнела.
– Мне стыдно об этом говорить, но когда-то Юкию собирались отдать на усыновление в Северный дом.
– В Северный дом?!
– Да. Первая супруга наместника, которая умерла сразу после рождения Юкии, – дочь главы Северного дома. Мне многое пришлось выслушать, в том числе из-за того, что старшим оказался Юкима. Происхождение матерей сыграло свою роль, и одно время горячо обсуждалось, кто из них станет наследником. Много шумели родственники из Тюо, вмешивались местные семьи, желающие войти в Северный дом. Я не знала, что и делать. Мне этого никогда не забыть. – Адзуса печально посмотрела в ту сторону, куда ушел Юкия. – Ему тогда только исполнилось два года. Прибыли люди из Северного дома и хотели забрать его с собой. Конечно, сейчас я понимаю, что это глупо, но ведь мне столько всего наговорили. Я и сама стала думать, что Юкии будет лучше в Северном доме… Я могла лишь смотреть, как посланник берет на руки спящего рядом со мной Юкию. Он рос таким тихоней, а тут вдруг раскричался, будто его огнем жгли: «Мамочка, спаси!» Конечно, я пришла в себя, как от пощечины, забрала его, но было уже поздно: он ужасно перепугался…
Адзуса почти шептала, и в ее словах слышалось раскаяние.
– Его хотели увезти еще крошкой, но он, похоже, не забыл тот случай. С тех пор стал плаксивым, сладу с ним не было. Видимо, воспоминания мучили его, он часто спрашивал: «Я ведь ваш сын, матушка?» «Вы меня никуда не отдадите?» Когда вырос, перестал спрашивать, но с тех пор всеми силами поддерживал старшего брата. Если садился
