рядом за стол учиться, прикидывался дурачком, а если брал в руки меч для поединка, непременно первым сдавался. Сколько бы его ни стыдили отец и другие родственники, он ни разу не пытался оправдаться. Он был самоотвержен до подобострастия и втихаря мстил тем, кто плохо говорил о старшем брате или обо мне, как я недавно узнала.
Между мной и Юкией нет кровной связи, и для него семья, основанная на родственных отношениях, не смогла стать опорой. Его семья – это дом, родина, место, где он живет, куда он может вернуться. А все это можно заполучить только благодаря собственным усилиям, и Юкия всегда изо всех сил защищал это свое место. Вот почему он так разозлился, услышав твои слова.
Только сейчас Коумэ поняла, что сказала Юкии и почему он так рассердился и убежал.
– Госпожа…
– Я прошу прощения за то, что он тебя обидел, но постарайся и ты его простить, – Адзуса низко склонила голову перед Коумэ, не дав ей продолжить.
Та изумилась и поспешно помогла Адзусе выпрямиться.
– Пожалуйста, не надо! Я ведь ничего про него не знала, вот и наговорила ужасных вещей.
– Конечно. Ты про него ничего не знала, но и он не знает, что тебе пришлось пережить.
Коумэ широко раскрыла глаза от удивления, а Адзуса ласково улыбнулась, и морщинки в углах ее глаз стали глубже.
– Я поговорю с Юкией. Наверняка у тебя сложилось о нем свое мнение, но он хороший мальчик. Когда он придет просить прощения, пожалуйста, постарайся подружиться с ним.
– Нет, госпожа, – решительно подняла голову Коумэ. – Я сама к нему пойду.
Адзуса удивилась ее уверенному голосу, но, услышав эти слова, обрадованно заулыбалась.
Когда Коумэ вышла на улицу, небо уже окрасилось мандариновым цветом. Чайные кусты, посаженные в виде живой изгороди, обвивала жимолость, и исходящий от белых цветов медовый запах щекотал ноздри. Долго юношу искать не пришлось: он сидел неподалеку от выхода из кухни на камнях, ограждающих задний двор, и был явно погружен в свои мысли.
Юкия чем-то отличался от мальчиков-ровесников, которых до сих пор встречала Коумэ. Неизвестно, из-за происхождения или своеобразного воспитания, но какой-то он был спокойный, даже мудрый, а временами выглядел очень по-взрослому. Он отличался и от братьев, Юкимы и Юкити, таких же аристократов, и в его вежливых манерах проглядывало даже нечто такое, что напоминало благородных воронов Тюо.
Юкия не выглядел сердитым, но и не смотрел на Коумэ, хотя явно заметил ее.
– Извини меня, – робко заговорила она, и он взглянул на нее все так же равнодушно.
Поскольку юноша ничего не говорил, девушка истолковала это в свою пользу и бойко продолжала:
– Мне твоя матушка все рассказала. Оказывается, и у благородных воронов есть свои сложности. Не знаю, помнишь ли об этом ты, но на самом деле твоя мать все еще переживает из-за того, что в детстве тебя чуть не забрали у нее.
При этих словах зрачки Юкии еле заметно шевельнулись.
– Я не забыл. Я и сейчас отлично все помню. Иногда вижу во сне. – Он с горечью усмехнулся. – Наверное, не мне так говорить, но с тех пор, как я осознал себя, и до нынешнего времени чувствую в себе некое напряжение. Имею ли я право здесь находиться? Могу ли мать называть матерью? Иногда подобные вопросы вызывали сомнение. Не знаю, сойдет ли это за оправдание, но я устал.
Юкия вздохнул и потер виски.
– Когда ты сказала, что мне не доводилось подвергаться тяжелым испытаниям, я перегнул палку. Мне не следовало срывать злость на тебе, я виноват в том, что не сдержался. Прошу простить меня.
Коумэ в ответ на эти извинения покачала головой. Если верить Адзусе, Юкия убежден, что защитил семью – да и создал ее в нынешнем виде – он сам. Что ж, тогда понятно, почему он так рассердился, нельзя его в этом упрекать.
– На твоем месте я повела бы себя так же. Но теперь и ты выслушай меня, – начала Коумэ, глядя Юкии прямо в глаза. – Матери у меня нет. Моя семья – только мой батюшка, но он был негодяем и бездельником, который толком не работал. В то время, когда ты пытался защитить свою семью, я трудилась, пытаясь прокормить свою. Меня сводила с ума мысль о том, что, пока жив отец, я должна разбиваться в лепешку, стараясь заработать денег. Я ни на кого не могла положиться, мне было тяжело физически и морально. Я ненавидела отца, который только ленился да брал деньги в долг, но не думаю, что меня можно корить за это.
– Да уж, тебе столько пришлось испытать, моя жизнь с твоей не сравнится.
Сочувственные слова Юкии звучали слишком серьезно, ей даже почудилась ирония. Однако по его лицу она видела, что юноша подавлен чувством собственной вины: наверное, стыдился своих недавних слов, поняла Коумэ.
– У тебя есть чудесная, хоть и не родная тебе по крови мать, ты окружен людьми, которых уверенно можешь назвать своей семьей. Я тебе завидую. Как бы я хотела иметь такую матушку! Тебе неизвестно, что есть на этом свете такие родители, каких лучше бы не было.
Некоторое время Юкия сидел потупившись и обдумывал слова Коумэ. Затем медленно поднял голову и открыто посмотрел на девушку, словно другой человек.
– Коумэ, прости, я ошибался. Еще раз прошу у тебя прощения за свои слова.
– Ничего. И ты меня прости. Буду рада, если мы подружимся.
– Я тоже буду рад, – ответил Юкия, и лицо его, освещенное улыбкой, показалось девушке очень красивым.
Без всяких разногласий было решено, что Коумэ останется в усадьбе наместника. Во время охоты в горах, куда направили войско, так ничего нового и не узнали, так что Коумэ продолжали считать просто пострадавшей и объектом защиты наместника. Улучив момент, Адзуса предложила приютить девушку у себя, и наместник легко согласился.
– Господа из Тюо тоже удостоверились, что ты ятагарасу. Не будет ничего плохого, если за тобой присмотрят у нас в усадьбе.
– Большое спасибо! Я очень надеюсь на ваше милосердие, – низко поклонилась Коумэ и тут же обратилась к наместнику с просьбой:
– Вы позволите мне вернуться в Тюо за кое-какими вещами?
Наместник и сам собирался отправиться с докладом ко двору. Он с готовностью кивнул, и тут же заговорил Юкия:
– Батюшка, пока вы будете при дворе, я могу сопровождать Коумэ. Тогда вам не придется просить о помощи старосту, а я уже привык к Тюо, так что у нас это не займет много времени. К тому же у
