Во всех других местах им не были рады, и там они жили, постоянно помня, что их в любой момент могут выгнать или поступить с ними еще хуже. Если только их не нанимали для участия в войнах, к которым скитальцы никогда не имели никакого особого отношения.
Руэ Меридиан и ее брат, вместе с несколькими десятками других, пришли сюда служить Федерации, а до этого жили на побережье, рядом с поселением Мартовская Дымка. Деньги здесь были неплохими, а риск — вполне приемлемым. Свободнорожденные управляли воздушными судами не лучше Федерации. Бои происходили регулярно, но для скитальцев в основном задача сводилась к тому, чтобы вовремя увернуться от бездарно управляемого корабля.
«Но, — заключила Руэ Меридиан, — здесь уже надоело, и пора двигаться дальше. Тем более сейчас». Она уже несколько недель искала предлог для того, чтобы убраться отсюда, но брат настаивал на том, чтобы дослужить до истечения срока контракта. Руэ покачала головой. Можно подумать, что Федерация заслуживает такой верности, когда сама относится к скитальцам как к недочеловекам. А теперь еще это. Заковали Рыжего Верзилу в кандалы из–за какой–то глупости — из–за невыполнения приказа какого–то офицера Федерации, который должен был бы соображать, а не отдавать приказы. На воздушном корабле слово капитана — закон. Это всего лишь еще одна попытка Федерации подчинить скитальцев, придавить их горло сапогом. «Глупые, глупые люди», — думала Руэ, кипя от ярости. Интересно, что они будут делать со своими воздушными кораблями, когда лишатся скитальцев.
Она шла по лагерю, пиная пыль и не обращая внимания на неизбежные свистки, оклики и грубые предложения. Когда было надо, она отмахивалась или делала жест, который нельзя было не понять. Она проверила свое оружие — рапира, несколько метательных ножей на поясе, спрятанный в сапоге кинжал и праща, просунутая под погоном и свисающая сзади среди платков. Любого из этих видов оружия хватит.
Руэ уже просто чувствовала, как пахнет море, его соленый воздух, мокрое дерево причалов и кораблей, как на берегу пахнет рыба и дым очагов, разожженных на закате, чтобы прогнать ночной холод из жилищ и пивных. А здесь пахло пылью и сухостью, спекшейся грязью или слякотью во время проливных дождей, когда вода все затапливала, а через несколько часов уже вся впитывалась. Три года находиться среди грязи и засухи, среди людей и животных, которые пахли одинаково, и не видеть голубой океан — хватит.
Узнав одну из палаток, Руэ завернула к ней и попросила поваров, с которыми была в добрых отношениях, дать ей еды. Она завернула еду в бумагу и взяла с собой. Старший брат наверняка голоден.
Прошагав по лагерю, она неспешно подошла к деревянному забору гарнизонной тюрьмы, словно совершая дневную прогулку.
— Эй, Рыжая Крошка, — весело приветствовал ее один из двух стоявших у ворот часовых, — пришла навестить брата?
— Пришла его забрать, — ответила она, улыбаясь.
Второй часовой хмыкнул:
— Это будет трудно.
— Да не очень, — ответила она. — Командир тут?
— У него обед или полуденный сон, считай как хочешь, — засмеялся первый часовой. — Что ты несешь?
— Обед для Рыжего Верзилы. Можно к нему?
— Конечно. Мы посадили его в тени у задней стены, под нависающей галереей. Устроили как можно удобнее, пока его дело решается. Но, судя по виду того офицера, что доставил его сюда, ему вряд ли повезет. Такая злобная рожа! — Часовой покачал головой. — Очень сожалею, Рыжая Крошка. Нам твой брат нравится.
— Да? Вам нравится брат, а не я?
Часовой покраснел:
— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Ладно, сдавай оружие и дай мне проверить сверток с едой и можешь навестить брата.
Руэ отдала свой пояс с ножами, рапиру и отвязала пращу. Кинжал остался в сапоге. В этом мире не стоит выполнять все, что требуют. Она весело улыбнулась и вошла в ворота.
Она нашла своего брата у задней стены, где он сидел под нависающей галереей; все в точности так, как ей и сказал часовой. Он, не двигаясь, смотрел на то, как Руэ к нему приближается. Его руки, ноги и обруч, надетый вокруг пояса, были прикованы тяжелыми цепями к кольцам в стене. Часовые прохаживались по галерее или вяло стояли в тени в сторожевых башнях по ее обоим концам. Желающих перетруждаться видно не было.
Руэ села напротив брата на корточки и подняла одну бровь:
— Неважно выглядишь, старший брат.
Редден Альт Мер в ответ тоже поднял бровь:
— Я думал, ты больна, в постели.
— Я болела душой, — ответила она. — Но теперь, когда мы, наконец, собрались сменить обстановку, мне стало гораздо лучше. Кажется, Федерация больше не заслуживает того, чтобы мы тратили на нее свое время.
Редден Альт Мер отмахнулся от мухи, и цепи зазвенели.
— Спорить не стану. Наемнику многого здесь ждать не приходится.
Руэ бросила взгляд по сторонам. Вся гарнизонная тюрьма была полна людских стонов и проклятий, со всех сторон слышался лязг цепей и стук сапог ходящих по галерее часовых. Воздух был сух, горяч и неподвижен. Все пронизывал запах немытых тел, пота и испражнений.
Руэ поменяла положение, сев перед братом скрестив ноги, и положила на землю перед ним сверток с едой.
— Может, поешь?
Она распаковала еду, и Альт Мер начал ее жадно поглощать.
— Это хорошо, — сказал он. — Но что мы будем делать? Я полагаю, что ты уже придумала, как меня вытащить отсюда.
Руэ откинула назад свои густые рыжие волосы и криво улыбнулась:
— Хочешь сказать, что ты об этом еще не подумал? Ты ведь сам сюда сел.
— Нет, мне помогли сюда сесть. — Он задумчиво пожевал кусок хлеба. — Попить ничего нет?
Руэ залезла в складки своей одежды и вынула флягу. Альт Мер взял ее и сделал большой глоток.
— Эль, — похвалил он сестру. — Что такое? Это что, прощальный обед?
Руэ ковыряла кусок жареного фазана.
— Надеюсь, что нет.
— Ну и?
— Ну и мы убиваем время, пока Хокен не приготовит все для нашего отъезда. — Она взяла у него флягу и отпила. — Кроме того, у нас может не оказаться времени поесть, когда мы отправимся в путь. Думаю, остановимся мы, только когда стемнеет.
Альт Мер кивнул:
— Скорее всего, так. Так, значит, у тебя есть план?
Руэ ухмыльнулась:
— А ты как думаешь?
Они все доели, допили эль и спокойно посидели, пока Руэ Меридиан не решила, что времени прошло уже достаточно и Ферл Хокен уже готов и ждет. Она встала, отряхнулась, собрала объедки и направилась к хижине, служившей конторой начальника тюрьмы. По дороге она бросила объедки в мусорную кучу. Надо всячески заботиться о матери–земле даже здесь.
