Плохая новость — для вас — Габриель жива и она жаждет добраться до ваших яиц!
Епископ сел рывком на кровати. Он стремительно побледнел…
Как бы удар его не угробил! Габриель не простит мне, если это прыщ умрет своей смертью.
Я торопливо произнес слова заклятия истинной правды.
— Эскобар, скажите истинную правду — за что вы изуродовали и хотели убить герцогиню Габриель?
Как все просто!
За всеми событиями что происходят вокруг, даже за самыми загадочными и странными всегда простые причины и мотивы: злоба, зависть, похоть, жажда власти, обида, алчность… Эти причины и мотивы рядятся в цветастые одежды слов самооправдания. Ни один негодяй не скажет — я негодяй и я делаю плохое дело! Наоборот, он расскажет про то, какой он хороший и как виноваты в его бедах эти или те, а то и все окружающие… Плохих парней нет — они все хорошие! С их слов, конечно!
Аббат Эскобар влюбился без памяти в дочь герцога. А может, это была только похоть — мутная волна желания?
Габриель отвергла аббата и поплатилась за это. Случай представился, когда молодая герцогиня отправилась в Конфландию на свадьбу своей тетки принцессы Субиз.
Капитан корабля был куплен. Корабль пустили на дно со всей командой, а дочь герцога перевезли в аббатство Святого Ирвина.
Аббат попытался еще раз добиться своего, но теперь силой. Габриель проявила норов и свой до тех пор скрытый магический дар. В присутствии ее распаленный аббат утрачивал мужскую силу. Тогда он собственноручно вырезал пленнице язык. Но это не помогло. Он смотрел, как ее насилуют дюжие молодцы из портовых притонов. Их приводили в аббатство с завязанными глазами. Выбирая из моряков что пришли в гавань первый раз. У молодцов все получалось, а у аббата нет…
Глаза пленницы, презрительные и ненавидящие, сподвигли аббата на дальнейшее. Он в припадке гнева выжег эти глаза каленым железом.
Продажному капитану Виджу отдали пленницу, растерзанную, но живую, чтобы предать морю и скрыть все следы.
Эскобар искренне считал, что Габриель мертва. Мертва уже более двух лет. Видж, видимо, решил еще подзаработать на своем преступлении и продал девушку в Давингтоне. Я даже не хотел думать о том, что с Эскобаром теперь сделает моя добрая подруга Габриель…
СВЯЩЕННЫЙ ТРИБУНАЛЭскобара увели, а я все сидел у окна, смотрел на розы, почти ни о чем не думая…
— Дорогой аббат Пурфой, как мне стало известно, церковный суд заседает в вашем аббатстве и регулярно отправляет на костер ведьм и ведуний.
— Это так, ваше величество. Осмелюсь спросить — куда увели епископа?
— Епископ едет в Лонгфорд по приглашению герцогини, а мои люди всего лишь охрана. Проводите меня к судьям, аббат.
Святой трибунал расположился в подвалах аббатства. По дорожке обрамленной цветами мы с аббатом прошли за угол основного строения и спустились вниз по ступеням к двери, окованной железом.
Монах, приоткрывший дверь, отказался нас пропустить во внутрь. Из‑за спины монаха из сумрачного коридора донесся далекий крик животного. Человек так не может кричать. Перепуганный аббат повернулся ко мне:
— Они мне не подчиняются, ваше величество, это люди святого трибунала…
— Из подвалов есть еще выход?
— Да, ваше величество. Он с задней стороны — оттуда обычно привозят и вывозят обвиняемых и осужденных.
— Кайл, пошли десяток парней туда. Никто не должен уйти! Принесите топоры и ломы — ломайте дверь!
Я отошел и присел на ступени лестницы. Перед королем закрыли дверь, значит двери здесь больше не будет… Солнце пригревало. Пчелы пролетали над головой с деловитым жужанием.
Аббат Пурфой тихо дрожал у стены, не сводя с меня взгляда.
Пятеро Макинтайров явились немедленно, во главе с Дугом.
— Дуг, выломай дверь, дружище, монахи не хотят мне подчиняться — их пора наказать!
— С радостью, государь!
И они приступили к делу с радостью. Грохот был несусветный, и через пару минут дверь отворилась снова. Оттуда с бранью полезли рослые парни в коричневой одежде с короткими мечами. Тюремщики или охранники… неважно… их зарубили тут же на пороге. Горцы оттащили еще хрипящие тела в сторону. По лужам крови вперед бросились мои бордовые телохранители.
Через несколько минут возвратился Кайл.
— Путь свободен, государь!
— Судьи живы?
— Они обгадились от страха, государь! Марать руку об говнюков не хочется!
По коридору с низким сводчатым потолком я прошел вперед, спустился по каменной лестнице вниз.
Большой каменный зал имел только маленькое зарешетчатое оконце под самым потолком. По стенам множество горящих факелов.
За столом трое мужчин, один в сутане, двое в одеждах горожан. Писец за столиком сбоку вжался в стену. Полуголые палачи стоят у стены. От вошедших сюда горцев стало тесно и душно. Нет, душно было здесь и до того. Воняло горелым мясом, потом и испражнениями.
— Сьерры, у вас здесь очень душно, не пора ли проветрить помещение?
— Кто вы и по какому праву вмешиваетесь в отправление правосудия?!
Из‑за стола встал мужчина с седой бородкой.
— Я король Грегори, а кто вы, сьерры?
Все словно онемели.
— Отродье сатаны явилось спасти своих слуг!
В тишине заверещал монах–писец и полез под стол.
Горцы бросились к нему. Он визжал и царапался.
— Кайл, успокой этого ненормального!
Удар рукоятью меча помог. Монах обмяк и распластался на полу.
Кресло у стены привлекло мое внимание — странный стул с ремнями и с шипами, торчащими из сиденья, спинки и даже подлокотников. Шипы блестели. Я коснулся пальцем, поднес к глазам. Свежая кровь, еще не свернулась.
— Вы уже закончили допрос, сьеры? Обвиняемая призналась?
Горцы расступились. На полу лежал голый человек, спиной ко мне, скрючившись, словно его ударили в живот. Поясница и зад в крови, сочащейся из многочисленных ранок. На спине между лопатками черно–багровое пятно. Я шагнул ближе. Это женщина?
Она была без сознания. Голова обрита и покрыта царапинами и порезами. Из широко раскрытого рта торчит стержень с винтом.
— Что это?
— Это кляп… ваша милость… Аббат Сеттон приказал поставить кляп чтобы лишить обвиняемую голоса…
— Допрашивать, заткнув рот — весьма любопытный способ получить признание! Вы не находите, сьеры? Снимите!
Палач приблизился и, покрутив винт, извлек кляп изо рта женщины. Металлические лепестки сомкнулись. Этакий железный тюльпан, каждый лепесток любовно покрыт узорами.
— Что за пятно у нее на спине?
