В поселение шаманов привезли умирающего от неизвестной хвори главу богатого и знатного рода-сеока Бадерхана, владеющего многими улусами[4]. Ни одному из шаманов не удалось облегчить больному страдания, и тот медленно угасал. Вот тогда к нему в юрту допустили Кайсыма, ободранного и страшного из-за своих увечий, но в шаманской двурогой шапке-мякабше и с бубном-тюнгуром в руке. Кайсым несколько раз молча обошел ложе, каждый раз с силой ударяя колотушкой в бубен у изголовья и в ногах умирающего. При этом колокольчики-кюзюни на бубне по-особенному, жалобно звенели, и Бадерхан уже намеревался прогнать странного чужого шамана, когда тот заговорил:
– Эрлик очень голоден и ожидает твою душу у себя в подземелье.
– Откуда тебе известно, что моя душа должна опуститься в темный мир Эрлика, а не подняться к небесным тэнгри?! – разгневался Бадерхан.
– Я знаю многое, и даже то, как ублажить Эрлика, чтобы ты мог остаться в этом мире. Или ты хочешь поскорее узнать, куда твоя душа попадет: на небо или в мир вечной тьмы?
– Верни мне здоровье, и я щедро тебя отблагодарю!
– Ты в самом деле этого желаешь? Но Эрлик не захочет остаться голодным, значит, умрет один из твоих домочадцев. Ты готов к этому?
– Что стоит жизнь любого из них по сравнению с моей, – Бадерхан скривился от приступа мучительной боли, – главы рода и их господина?
– Ты сделал свой выбор. Я совершу ритуал «доле», и болезнь тебя покинет.
Целую ночь провел в юрте Кайсым, совершая шаманские танцы и песнопения. Под утро, впервые за время болезни, Бадерхан уснул спокойно, а когда проснулся, то узнал, что во сне умер его младший брат. Через три дня Бадерхан был вполне здоров и перед тем, как отправиться в обратный путь, щедро наградил Кайсыма: подарил ему юрту, пушнину, рабов. Хотел дать еще наложниц, но тот воспротивился, сказал, что те ему ни к чему – он дал обет Эрлику, что не прикоснется ни к одной женщине. Бадерхан рассмеялся:
– Ты лишаешь себя самого большого удовольствия, того, какое может дать лишь женщина. Они различаются по красоте, страстности, уму, способности развлекать, а объединяет их лишь способность дарить наслаждение. Что может их заменить?
– Власть, власть и многажды – власть. Она дарит наслаждение, с которым ничто не сравнится. Ты пресыщен ею, поэтому ищешь иные удовольствия, а она этого не прощает.
Весть о чудесном выздоровлении Бадерхана мгновенно разлетелась во все стороны, но не целительством прославился Кайсым, а тем, что его имя было неразрывно связано со смертью. Каждый раз, когда он выполнял чью-то просьбу, совершались множественные человеческие жертвоприношения или умирал кто-то из близких просителя. Получив от Бадерхана в дар рабов, Кайсым всех их принес в жертву Эрлику. К нему решались обратиться лишь в крайнем случае, в основном когда не могли разделить наследство и власть. Просители, не желая, чтобы стало известно о посещении черного шамана, тайком пробирались к нему.
Кайсым продолжал жить отшельником, за пределами поселения шаманов, в таежных дебрях. Правда, теперь его жилищем стала добротная юрта, а не убогий шалаш. Он резко отличался от других шаманов, обзаводившихся женами, детьми, живших в достатке, прибегавших к помощи добрых западных тэнгри – небожителей, тогда как он обращался к Эрлику и злым восточным тэнгри. Однажды на Кайсыма напали лихие люди из тайги и чуть было его не убили – он чудом спасся, со стрелой в правом предплечье, и снова выжил. С тех пор смерть стала частым гостем в поселении шаманов, и, хотя каждый раз она имела другое лицо, ее связали с Кайсымом. Видимо, решил он, лихие люди появились у его юрты-гэра не случайно, и связал это с происками завидующих его славе шаманов.
Но с некоторых пор Кайсым перестал принимать просителей: каждое утро, выходя из юрты, он обводил все увеличивающиеся их ряды пустым взором и снова скрывался в своем жилище. Поползли слухи, что он хочет покинуть эти места и уйти. Куда? Зачем? Никто этого не знал и не догадывался, что связано это с недавним посещением Кайсыма пастухом Сайратом. Тот принадлежал к богатому и знатному роду, но после смерти отца власть перешла к его старшему брату Байлагасу, который сделал Сайрата простым пастухом.
Они проговорили весь день, а ночью Кайсым стал камлать, принося щедрые жертвы Эрлику, чтобы тот позволил заглянуть в будущее Сайрата. Он увидел движущиеся неисчислимые орды воинов-кочевников, все сметающие на своем пути, покоряющие народы, племена. Они разоряли города и селения, принося тысячные кровавые жертвы Эрлику. Увидел рядом с ним себя, и его охватило сладостное ощущение – наконец он нашел того, кого так долго искал и кто поможет ему покинуть опостылевшую тайгу, вернуться на просторы степей. И тогда он никому не будет подвластен, всем станет диктовать свою волю. Шаман и пастух поняли, что нужны друг другу, так как у них одна цель – власть, алчущая, подобно пожару в тайге, не имеющая границ и все сжигающая на своем пути. Но обрести ее они смогут лишь вдвоем, помогая друг другу. Кайсым обратился за помощью к злому духу шулмусу и принес ему в жертву двух рабов, чтобы тот забрал душу Байлагаса в подземное царство Эрлика. Используя принесенные Сайратом волосы, он сделал куклу, совершил над ней обряд «амилка» – дал ей жизнь и нарек Байлагасом, затем сжег ее на костре, камлая и приговаривая: «Байлагас, пусть огонь так же сожжет тебя изнутри!»
Кайсым стал каждое утро ожидать весточки от Сайрата, не сомневаясь, что помог ему и тот теперь тайша[5] улуса[6], – это был первый этап задуманного ими плана.
Этим утром у Кайсыма было приподнятое настроение, внутренний голос ему подсказывал, что именно сегодня он получит долгожданную весть. По своему обыкновению выйдя из юрты и молча пройдя вдоль ряда просителей, он понял, что на этот раз предчувствие его подвело: гонец от Сайрата еще не прибыл. Однако ощущение встречи с чем-то хорошим его не покидало. Удивляясь своему необычному состоянию, Кайсым вернулся в юрту. Но как только он подбросил дров в очаг, горевший посредине юрты, полог откинулся и внутрь, не спрашивая позволения, вошел молодой воин в войлочном колпаке степняка.
На такую дерзость вряд ли решился бы даже гонец от Сайрата, так с чем же пришел этот степняк? Кайсым подумал было, что его снова хотят убить и это подосланный убийца. Его рука нырнула под одежду, где был спрятан нож, слабый соперник акинаку, висевшему на поясе вошедшего воина. Однако тот не касался своего оружия и только печально смотрел на Кайсыма. Почему его лицо, а особенно глаза, смотревшие с любовью и печалью, так знакомы?
