Старый Вульфрик посмеивался, раскатывая на подоконнике фруктовую пастилу, рассказывал Тессу очередную байку о том, как впечатлил "волшебными" умениями селян, и неизменно уточнял: "Да ты, Серас, и сам это же сделал сейчас. Привыкай".
Серас ухмылялся скептически, подводил под очередную мистику околонаучную базу, успокаивался… И привыкал.
Спустя два года, когда многодневная жара, удар и полное отсутствие реанимационного оборудования в радиусе пяти световых лет скоропостижно оставили планету, название которой Тесс так и не удосужился выяснить, без Черного Мастера, Серазан уже почти стал таковым сам.
Подумал немного.
И вновь решил остаться, тем более что наследников у хозяина не было, а сам Серазан мог бы сойти за родственника Дорру легко.
А что?
Местные жители были народом светлым, открытым, на лицо простым, а на тело — крепким, поэтому тощие, бледные, хмурые с виду мабрийцы, до глубокой дряхлости сохранявшие угольную черноту волос, были для них не то что одной крови, а и вовсе на одно лицо. Можно было остаться даже в роли самого Черного Мастера, это было бы удобно и просто — отшельник и мудрый маг, много знает, много умеет, мало в люди показывается… Тем более что и делать-то было ничего не надо — просто живи себе дальше…
Вот только просто жить без Дорра было безумно тоскливо, и простые заботы лесного жителя не могли помочь против острого чувства пустоты, что оставила после себя смерть старика. Не хватало кого-то, о ком Тесс незаметно для себя привык заботиться, не хватало историй, в ответ на которые можно было фыркнуть и выдать комментарии поязвительнее, зная, что все равно никто не обидится, потому что звучит в них с молоком матери впитанное недовольство жизнью уроженца Мабри, не хватало…
Наверное, не хватало просто людей.
Или не годился Тесс на роль отшельника-одиночки — а тут даже дорров кот, и тот куда-то пропал.
Но узнать, была ли тоска скорбью по старшему… не хозяину, а давно уже другу, или просто следствием отсутствия общества, можно было, вновь оказавшись среди людей, а дойти до ближайшей деревни не составляло труда. Надо было только дозреть до мысли развеяться.
И, собственно, Серазан уже дозревал.
* * *
"…А живет Черный Мастер под землей. Он на самом деле труп давно, только этого никто не знает. И солнца он боится. По ночам перекидывается в летучую мышь и летает, летает… Только Создатель знает, куда летает. Но по ночам.
— А днем что?
— А днем нормально, как человек ходит. И все за голову держится…"
"… Один человек зашел к Черному Мастеру в хижину — и исчез. Другой тоже зашел — и исчез. Много таких исчезло, никто их не видел. Только слышали в лесу жалобные стоны, но редко".
"… А глаз у него заговоренный. Посмотрит на девку — и все, пропала девка. Иссохнет, исстрадается, ходит и только имя его бормочет, тоненько так. А потом он приходит и уводит. Не веришь?"
"… А еще у него есть дудочка. Играет эта дудочка жалобно так, тоненько… И если он на ней заиграет, то сразу глаза отведет. И будешь ты так стоять, дурак дураком, пока он тебя не отпустит".
"… А еще у него есть волшебная иголка. Если человек умирает, так он в него иголку воткнет, и все, считай, заново родился. Но за лечение такую плату просит, что идиотом надо быть, чтобы у него лечиться".
"… Книги он читает такие, что никто прочитать не может. Посмотрит человек в такую книгу и сгорит заживо, а он читает и читает. Хорошо если про себя читает, а если вслух начнет, то все, буря будет или засуха. Не обязательно, чтобы так, но все равно — что-то нехорошее случится".
"… И живет он столько, сколько нормальные люди не живут. Говорят, нашей деревни еще не было, и той не было, которая за рекой, и города тоже не было, а Черный Мастер уже был".
"… А раз в триста лет берет себе Черный Мастер ученика. Много так набрал, и все они живут у него, потому что закон у него такой: кто последний со двора выйдет — тот умрет. Так они выходить и боятся — кто-то все равно последним будет. И вот эти ученики все Мастеру делают, а он их может их превращать во что угодно. Одного превратил в коня и продал на базаре втридорога, а потом все хватились — где конь? А это не конь был, а ученик. Превратился обратно и сбежал…."
"… А одного превратил в свинью, так когда его резали, он по-человечески плакал…
— И что?
— Ну что, зарезали, не пропадать же скотине!"
" Ронька, шалава ты рыжая, давай кати с погреба бочку, даром тебя кормлю? Черного Мастера уши развешивать будешь!
— А он тут бывает?
— Бывает, что и бывает, когда пиво не пропадает…"
Не то, чтобы Рональд Грин боялся магии — сам колдовал немного. Именно что немного, учили его в основном магии знаков, и колдовство то получалась, то нет. Полноценным волшебником Рон себя не считал, помогал по мелочам, не касаясь крупного. О непогоде предупредить, оградительные знаки подновить, козу вылечить, зубную боль снять, а то и весь зуб выбить, если пациент заупрямится — это да, это пожалуйста.
Но про себя Рон знал, что хочется чего-то вот такого, сильного и необычного, но где ж его взять? Ученичество, настоящее, с инициацией — денег стоит, а тут — нате, пожалуйста, маг. Ну и что, что странный? Зато за просто так учит. Ну, не совсем запросто, зато круто.
И, подлизываясь к хозяйке, Рыжий все ждал и ждал, что вот, однажды вечером распахнется дверь и на пороге появится сгусток самой тьмы с пронзительным взглядом, и тогда он, Рональд Грин, сын Джона Грина, конечно, попросится в ученики, если к слову придется.
А как он будет жить потом, и куда пойдет, закончив обучение — так это он
сам для себя решит, и никакой Черный Мастер ему не указ.
* * *
"… Десять лет, а ему хоть бы хны — и не изменился совсем.
— Что, вот совсем ничуточки? А…
— Да ты не глазей, не глазей так, дурень! А то зыркнет в ответ — и все,
если и не помрешь, так на девку тебе уж незачем будет влезать…"
"… А потом возвращается, сам дрожит, глаза в разные стороны смотрят, и заикается, заикается — все рассказать не может, что же он видел-то в доме Черного Мастера…
— Так и не рассказал?
— Какое там! В город лечиться возили, заикаться-то перестал, зато память отшибло. Не помнит, говорит, дом как дом, нет там никого…"
"… А вот засуха какая стояла, и дуб посередь деревни грозой разбило, а теперь еще и Он объявился — ой, беды жди…"
Все это, и многое сверх того, слышал у себя за спиной Тесс, вышедший "в люди" ровно до главного — впрочем, оно было и единственным — питейного заведения ближайшей от дома деревни.
