Заявление папы порадовало герцога.
– Я призвал всех верноподданных рабов божьих присоединиться к нам в этом богоугодном деле, и они обещали примкнуть свои армии ради победы в столь священной войне.
– О, это великая честь для меня Ваше Святейшество. Пожалуйста, благословите на сей подвиг, что милостью божьей увенчался он успехом. И мы смогли возвратить святую землю в своё покровительство, избавив её от нечестивых атаров, – попросил благоговейно избранный полководец, опустившись перед папой на колени, тот встав с трона, совершил ритуал обведения рукой над его головой с короткими тёмно-русыми волосами благословя.
– Ступай, сын мой, господь да не оставит со всем святым рыцарством. Ибо вашими руками он творит волю свою! – промолвил арейский папа.
Герцог, не вставая с колен, поцеловал его руку всю в самоцветных перстнях.
Только потом, поднявшись, переполненный радостью, Снегиан покинул покои ватиканского дворца.
Снегиан ушёл, оставив после себя молчание и тишину, которой не суждено было длиться долго. За спиной роскошного трона ниспадала бархатная, ярко-бордовая занавесь, надёжно скрывавшая за собой потайную комнату. Сидя в которой, можно было прекрасно выслушать любой разговор и остаться незамеченным. Оттуда вышел высокий худощавый мужчина с недобрым лицом, отмеченным возрастными морщинами пятидесятилетнего человека. Папа взирал на него, ничуть не удивляясь его появлению.
– Святой отец, полагаю, вы догадываетесь о тех услугах, какие я попрошу от вас.
Вы должны стать моими глазами и ушами, как в святой земле, так и в других местах.
Одним словом, я должен знать, чем живёт и дышит каждый чего-либо стоящий человек в воинстве Света. Каждый шаг магистров священного похода должен быть мне известен. Вся эта знать самые обыкновенные марионетки, нужные мне для захвата новых богатств и земель. Святой церкви нужно золото, много золото и, много новых верующих из числа иноверцев. Вы обязаны обратить их в веру Света. Тех, кто станет противиться этому, не задумываясь, отправляйте на костёр. Для святой церкви они потеряны. Арейский первосвященник протянул аббату золотую печать неприкосновенности, подтверждающую его неограниченные полномочия, дававшие право действовать от лица папы. Аббат взял её, тут же спрятав в карманах своей рясы.
– Ваше Святейшество, я всё исполню, как вы желаете. Я дам святой церкви новую паству и новое золото. Обращу нечестивцев в светлую веру Света или же всех сожгу огнём очищающим! – пообещал он с поклоном.
– Не забывайте присматривать за руководителями воинства. Особенно затем, кто был здесь недавно. Человек он опасный, вольнодумец и буян. Привык всё делать по-своему усмотрению, а это ничего хорошего не предвещает. Поэтому его любой поступок должен быть вами контролируем. Идите святой отец и помните мои наставления, я жду от вас только хороших новостей, – предупредил папа.
Аббат в ответ снова поклонился, после чего удалился. Раш хмуро проводил его тяжёлым пронзительным взглядом никому не доверявшего человека.
Огромная, закованная в железо толпа, неуклонно следовала на восток. Армада несла на себе мечи, копья, топоры, кинжалы и светилы. Солнц было так много, что они походили на пёстрое бесконечное море: развивались на флагах, красовались на попонах лошадей, вёзших своих хозяев. А те ехали, выставляя перед собой одну единственную цель: подчинить солнцу всё, что попадётся им на пути. Конные рыцари, пешие воины, наёмные миряне, свободные оруженосцы, простые вассалы, следовавшие за господами. Нищие, примкнувшие к войску от безвыходности, наконец, отъявленные проходимцы, осуждённые на тюрьмы, составляли костяк этой армии. У каждого имелись собственные причины находиться здесь, составляя этот необъятный движущийся "организм" железного чудовища, имя которому было воители Света.
Совсем неожиданно протрубил рог, оглашавший волю полководцев сделать остановку.
Он прозвучал несколько раз подряд, заставив гигантскую армию сбавить ход.
Постепенно всё железное чудище остановилось, а затем светоносцы начали разбивать лагерь для очередной ночёвки под чужим небом.
– Проклятие, вот уже целых шестьдесят дней бредём мы к святому городу, переправились через море и топчем вражескую землю. И бог ведает, сколько ещё предстоит, иди в град господень, где многих из нас ждёт верная смерть, вместо богатств и почестей, – ворчливо произнёс пехотинец, отложив в сторону боевой топор. – Я уже почти жалею, что нанялся в этот поход, ничего хорошего он не предвещает. Ко всему прочему, замучили мерзкие дожди, льют и льют не переставая.
У меня скоро кольчуга заржавеет, – пожаловался он, сняв с головы открытый, напоминающий глубокую тарелку шлем.
– Дожди это конечно нехорошо, едва ли не каждый день мокнем словно лягушки. Но в остальном не так уж скверно дела обстоят, – возразил его ближний сосед, не носящий усов. – С наших семей не дерут налоги с повинностями, папа обещал нам прощения грехов, каковых у нас столько, что сам дьявол собьётся со счёта.
При этом упоминании все возвели руки к небу со словами: Господи помилуй.
– В случае нашей гибели нас ожидает райское блаженство на небесах, а если выживем, то станем богачами в святой земле. И в любом случае, что важнее всего, нас тут неплохо кормят! Так чего зря роптать на свою долю? – высказался второй собеседник.
Первый ворчун, был смуглый с пышными чёрными усами на худом угловатом лице, молчал, будучи загнанным в тупик. Тут в разговор вмешался третий человек с обычной внешностью, если не считать слишком длинного кривого носа на вполне аккуратном лице.
– Уж это точно братья. Пьежан верно говорит. Идти каждый день под проливным дождём конечно не сахар, но вспомните, каково нам было сидеть и пухнуть от голода на родине? Лично у меня все посевы сожрала саранча, не оставив не единого росточка от моих трудов. Я вместе с семьёй голодал целый месяц, а как попал сюда, так и горя не знаю.
– А что теперь с твоей семьёй? – поинтересовался привлекательный мужчина, которого не портил даже длинный косой шрам вовсю левую щёку, полученный от ножа.
– Как что? Я же говорю голод, будь он не ладен. Поумирали все, царства им небесное. Сначала дети, а уж потом жена. Один я остался, – сообщил кривоносый. – А ты добрый человек, откуда к нам пожаловал?
– Я из Ильканда буду. Теперь вот топаю в Мукаддас, – ответил человек со шрамом.
– Мужики, кончай болтать. Надо шатёр ставить да ужин готовить, – напомнил усач по имени Анрис и все принялись за неотложную работу. Она кипела повсюду. Те, кто побогаче и познатнее имели личных слуг и отдавали приказы им. Простолюдины же не имевшие даже коней, всегда свою нужду исполняли сами. К сумеркам девяностотысячное сенийское войско обросло шатрами всевозможных расцветок, на остроконечных шпилях которых, развивались: белые, красные, чёрные, жёлтые и много других солнц. Заполыхало целое созвездие разведённого, разбросанного по всему лагерю огня. Отовсюду слышалась иностранная речь: гермийская, сенийская, андийская, утолийская, перемешанная со стуком копыт и ржанием лошадей.
