– Почему ты здесь? – спросил Пятый. – Ты же умер…
– Да, – отозвался Лин. – И ты тоже скоро умрёшь. Не бойся, это не страшно…
После его слов по комнате разлился холод. Раздался резкий неприятный звук, хлопнуло окно. Ветер. И тишина.
Лин опустил глаза. Пятый последовал взглядом за ним и увидел на груди того множество ран от пуль из которых сочилась свежая алая кровь.
– Не переживай за меня и приходи, – Лин присел к Пятому на кровать и взял того за руку. Пятый поразился – до чего же руки Лина были холодны. “Это не Лин, – вдруг подумалось ему, – он не может быть таким. Не верю…” Он закрыл глаза, а открыв, увидел нечто, поразившее его. Его кровать стояла теперь на скале, пусто и серой, а вокруг было небо, чёрное, холодное, усыпанное звёздами. Незнакомыми, чужими, огромными звёздами.
Пятый оглянулся и вдруг увидел по правую руку от себя Арта.
– Арти, это был Лин? – спросил он.
– Как ты сам думаешь, мог бы он испугать тебя?…
– Нет…
– Значит, это был кто-то еще. Держись. Осталось не так уж долго. Жди.
Небо начало вращаться, оно двигалось всё быстрее и быстрее. Всё закружилось и вскоре стало неразличимым, затем сознание его заволокло серой дымкой и всё исчезло…
* * *
Пробуждение было нереальным. Словно он поднимался наверх сквозь мутную грязную воду, медленно, неимоверно медленно… Открыть глаза оказалось делом непосильным, поэтому он лежал и пытался слушать, что происходит вокруг. Внимание его привлекли голоса, доносившиеся с кухни – там спросили. Он прислушался.
– …и это не так! Вы всё видите сами, просто принимать не желаете. Пять с половиной месяцев прошло, почти полгода, а…
– Да, ничего не зажило, но только потому, что кое-кто здесь поддаётся на его провокации! – Валентина почти кричала. – Этот негодяй решил, что ему пора отчаливать, а вы ему в этом помогаете. Не выжить помогаете, а умереть. И это очень плохо, Лена…
– А что вы мне прикажете делать? Смотреть, как он сходит с ума от боли? Вот просто так стоять и смотреть, как это делаете вы? Он в праве решать за себя, сами говорили…
– Это не есть принятие решения, это культивация самых слабых и тёмных сторон человеческой натуры! Никто, Лена, пойми, никто не в праве принимать подобные решения. Ни мы определяем, жить нам или умереть. А он взял на себя слишком много, милая моя. И вместо того, чтобы пристыдить его за это и постараться вытащить, ты его убиваешь своей бабской жалостью. Больно! Подумаешь!… Он же мужик, мог бы и потереть…
– Вы забыли, что врач говорил, тогда, ещё в больнице?…
– Мало ли кто что говорил, – отмахнулась Валентина. Пятый услышал, что в голосе её зазвучали нотки отчаяния. Она, видимо, встала, скрипнул стул. – И что вы хотите? Вы же не просто так затеяли этот разговор…
– Во-первых, поднять дозу.
– Сколько?
– Двенадцать уколов в сутки.
– Что ещё?
– Не вести с ним этих ваших разговоров, вы знаете, про что. После них он спать перестаёт… и так мучается, а вам всё мало.
– Что ещё? – голос Валентины звучал теперь глухо и безжизненно.
– Всё, – сказала Лена. Она словно стыдилась собственной смелости.
– А тебе не страшно? – едва слышно, почти шёпотом, произнесла Валентина.
Лена промолчала. Судя по звукам, на кухне был ещё и Юра, но он не принимал участия в разговоре. Но Пятый превосходно знал, что Юра во всём всегда согласен с Леной. Не легко приходится Валентине, ой как не легко. Пятый думал, кто же из них искренен, кто из них действительно хочет помочь ему. И вдруг понял – никто. Открытие это словно окатило его ледяной водой. Ведь кто он этим людям? Не родственник, не друг… так, случайно встреченный, и почему-то вызвавший если не жалость, то сочувствие, человек. Он не нужен им, он только мешает. Валентине – жить той жизнью, которой она привыкла, Лене и Юре – пожениться и наплодить кучу детишек в отдельно взятом двухкомнатном шалаше. Он, чужак, приблуда, не вписывался в эту картину. Он – посторонний фактор, который только портит жизнь, и так не лёгкую, этим людям. Он – обуза, свалившаяся на плечи тех, кто имел неосторожность подставить ему плечо. “Почему я не погиб тогда? Что мне помешало? Почему я не умер раньше? Зачем я вообще родился? – думал он. – Флюктуация несчастий ходячая… урод… что натворил… Господи, прости меня, если сможешь… столько людей, столько жизней искалечить, и даже не понять этого… безмозглый кретин… не хочу, не могу, не буду… надо что-то делать… что я могу сделать?… умереть, уйти, скорее… как?…” Вошла Лена. Пятый поспешно прикрыл глаза – испугался, что она поймёт, что сумеет прочесть в его мыслях. Он притворялся спящим ещё несколько минут, выжидал. Лена тихо всхлипнула. Пятый решился.
– Лена, – позвал он. Та обернулась и спросила:
– Проснулся?
– Да, только что. Почему ты плачешь?…
– Мы поспорили, – прошептала та.
– О чём? – спросил он, молясь про себя: “солги, не дай мне узнать эту правду, которую я понял, от тебя самой… я же люблю тебя…”
– Так, просто, – Лена утёрла глаза, попыталась улыбнуться. – Дежурства не поделили.
– Не ври, – неожиданно для себя сказал он. – У тебя не выходит. Давай расставим все точки над “и”. Я не проживу долго, Лена, и ты об этом знаешь. Очень скоро твоя жизнь войдёт в нормальную колею… вы поженитесь, как и хотели… ты постараешься забыть про то, что я вообще был рядом, – страшная душевная боль жгла его изнутри, как огонь, сердце заходилось, – но пока этого ещё не произошло, я хотел бы попросить… об одном одолжении… Не веди больше разговоров на эту тему ни с кем – ни с Валентиной, ни Юрой, ни со мной. И потом, это было не твоё решение, а моё. Не бери на себя столько ответственности, это груз не для тебя…
– Ты слышал?…
– Мне не нужно было это слышать, Лена. Я и так всё превосходно понимаю… за то, что ты поняла меня – спасибо. И прости меня, если сможешь.
– За что?
– Я отнял кусок твоей жизни. Вместо того, чтобы выйти замуж, ты сидишь рядом с умирающим придурком и тратишь на него своё время и свои силы.
– Прекрати.
– Нет, это ещё не всё.
– Прекрати, я сказала!
– Нет. Мало того, что я – идиот, я ещё и сволочь, каких мало, – его затрясло от собственной откровенности, – по моей вине погибли люди, Лена. Много людей…
– Прекрати!!!
– И Лин тоже умер из-за того, что я…
Лена вылетела из комнаты, при этом так саданув дверью, что та едва не слетела с петель.
Опять один. Сколько боли! Боль душевная – это гораздо хуже, чем боль телесная. “Что я натворил? – подумал он с раскаянием. – Теперь Лену обидел… Нет бы сдержаться…”.
Через полчаса Лена снова вошла в комнату. Глаза её были сухими и блестели, как два драгоценных камушка. Она села на стул возле кровати и сказала:
