Виссбрук помедлил, будто решая, отдать честь или нет, но в конце концов просто развернулся на каблуках и удалился.
«Интересно, что это? Уязвленное самолюбие вояки, вынужденного исполнять приказы штатского? Или досада, что его тщательно выстроенный план по продаже города гуркам летит по моей милости в тартарары?»
Витари спрыгнула с парапета на дорожку.
— Его преосвященство пришлет деньги чуть позже? Мечтать не вредно, — усмехнулась она и легкой прогулочной походкой зашагала прочь.
Глокта хмуро посмотрел ей вслед, затем перевел хмурый взгляд на холмы материка, затем — на Цитадель. Опасности… Кругом опасности… С одной стороны архилектор, с другой гурки, да еще неведомый предатель в компанию.
«Если я дотяну до вечера, это будет чудо».
* * *
Грязная забегаловка — так назвал бы подобное место неисправимый оптимист, хотя столь лестного названия оно едва ли заслуживало. То была вонючая лачуга с рухлядью-мебелью, испещренной застарелыми пятнами пота и свежими каплями расплесканного пойла. Наполовину вычерпанная помойная яма. Даже самый острый глаз не отличил бы обслугу от посетителей: все туземцы, все пьяны в стельку, все лежат, разморенные зноем и алкоголем. Посреди этого разора и спал беспробудным сном прославленный солдат удачи Никомо Коска.
Спал он сидя, откинувшись назад, так что передние ножки стула висели в воздухе, а спинка упиралась в закопченную стену. Облаченная в сапог нога покоилась на столе. Наверное, когда-то сапог был великолепен: блестящая черная стирийская кожа, золотая шпора, пряжки — не обувь, а мечта вояки. Увы, те дни давно миновали. В долгих походах голенище истерлось, посерело, смялось; шпора отломилась, золоченые пряжки облезли и покрылись ржавыми пятнами. В подошве зияла дыра, а сквозь нее розовел вспухший мозоль.
Хозяин был под стать сапогу. Длинные усы, которые, очевидно, полагалось укладывать по стирийской моде воском в стороны, безжизненно висели вокруг полуоткрытого рта. Шею и подбородок покрывала недельная поросль — нечто между щетиной и бородой; над воротником виднелась узловатая шелушащаяся сыпь. Сальные волосы вокруг красной, сгоревшей на солнце, обширной лысины торчали торчком. Кожа блестела от пота, по одутловатой физиономии ползала муха. На столе валялась пустая бутылка; вторую, наполовину полную, Коска бережно сжимал между ног.
Витари пристально рассматривала это олицетворение пьяного самозапущения, и даже маска не скрывала презрительное выражение ее лица.
— Значит, ты и правда жив…
«Скорее, едва жив», — подумал Глокта.
Коска с трудом приоткрыл красный глаз, недоуменно моргнул, прищурился… Его губы медленно расплылись в улыбке.
— Шайло Витари, чтоб мне провалиться! Вот уж не думал, что меня еще можно удивить!
Он скривился, пошевелил губами и, заметив зажатую между ног бутылку, жадно отхлебнул из горлышка большой глоток. Потом еще. Еще. Будто воду.
«Завзятый пьянчуга. Впрочем, по нему и без того все видно. Едва ли такому можно доверить оборону города. По крайней мере, если судить по первому впечатлению».
— Не ожидал вновь с тобою встретиться. Почему ты в маске? Она лишает меня удовольствия наслаждаться твоей красотой.
— Прибереги любезности для шлюх, Коска. Не хочу подцепить ни цветочка из имеющегося у тебя букета.
Наемник издал булькающий звук — не то смех, не то кашель, — а затем прохрипел:
— Ты, смотрю, все такая же нежная принцесса!
— Да-да, а этот хлев — дворец.
Коска пожал плечами.
— Если напиться как следует, разницы не видно.
— Думаешь, тебе когда-нибудь удастся напиться как следует?
— Не-а. Но попытаться стоит! — И он опять прильнул к бутылке, будто не желая, чтобы слова расходились с делом.
Витари взгромоздилась на край стола.
— Что привело тебя сюда? Я думала, ты бродишь по Стирии, усердно разнося заразу налево и направо.
— В родных краях блеск моей популярности слегка померк.
— Может, ты слишком часто служил и нашим, и вашим?
— Что-то в этом роде.
— А дагосканцы радостно распахнули свои объятья?
— Лучше бы ты радостно распахнула передо мной ноги. Жаль, не все мечты сбываются. Кто твой друг?
Глокта выдвинул больной ногой шаткий стул и осторожно сел, тихо про себя надеясь, что тот не рухнет. Падение в груду деревяшек едва ли задаст разговору нужный тон.
— Меня зовут Глокта. — Он потянул шею в одну сторону, потом в другую. — Наставник Глокта.
Коска довольно долго смотрел на него из-под набрякших век запавшими, налитыми кровью глазами.
«А мысль в них все-таки есть! Возможно, он и вполовину не так пьян, как прикидывается».
— Тот самый Глокта, что сражался в Гуркхуле? Полковник?
У Глокты дернулось веко.
«Не тот самый. Право, удивительно, до чего хорошо все меня помнят».
— Я оставил службу несколько лет назад. Странно, что вы обо мне слышали.
— Солдат должен знать своих врагов. А кто станет следующим врагом, наемнику неведомо. Поэтому, крутясь среди солдат, берешь на заметку, кто есть кто. Помню, когда-то ваше имя несколько раз упоминалось в разговорах: мол, с ним надо держать ухо востро. Говорили, человек вы храбрый, умный. Но безрассудный. Так я слышал. А вы теперь вот где, на другой работе. Вопросы задаете.
— Удачи безрассудство мне не принесло. — Глокта пожал плечами. — А время надо как-то убивать.
— Само собой. Вот и я всегда говорю: не осуждай чужой выбор. Кто знает, что человеком движет! Вы зашли выпить, наставник? Боюсь, кроме этого пойла, тут ничего нет. — Он взмахнул бутылкой. — Или у вас ко мне вопросы?
«Или вопросы. Целая уйма».
— У вас есть опыт с осадой городов?
— Опыт? — брызнув слюной, вскричал Коска. — Ха! Спрашиваете! Уж чего у меня в избытке, так это опыта…
— Только с дисциплиной и верностью беда, — бросила из-за плеча Витари.
— Ну-у… — Коска хмуро взглянул на ее спину. — Это смотря кого спрашивать. Я пережил пару жестких осад в Этрине и Муэрисе. А сам несколько месяцев осаждал Виссерин. Еще чуть-чуть — и мы бы его взяли, но нас застала врасплох дьяволица Меркатто. Налетела с конницей, как ураган, перед самым рассветом. Тут солнце поднимается, все дела… Чертовски подлая уловка! С-сука…
— Я слышала, ты тогда валялся пьяный в доску, — заметила себе под нос Витари.
— Э-э… Ну да… Еще я полгода стоял против великого герцога Орсо, защищая Борлетту…
Витари фыркнула.
— Пока он тебе не заплатил, чтобы ты открыл ворота.
Коска смущенно улыбнулся.
— Перед такой горой денег никто бы не устоял. И все-таки согласись, Шайло, — силой-то покорить нас не удалось!
