Ложный бог племени Урид желает, чтобы Карса Орлонг… исчез.
Его настойчиво отталкивают… от того, что грядет, что должно случиться в оазисе.
Но Карса не любит, когда его отталкивают.
Он снял меч с колец перевязи и сжал обеими руками, опустил острие к земле. Заставил себя повернуться к оазису.
Тысяча призрачных цепей туго натянулись за спиной и рванули.
Теблор чуть слышно застонал и склонился вперед. «Я хозяин цепей. Я, Карса Орлонг, не сдаюсь никому. Ни богам, и мною сраженным душам. Теперь я иду вперед и либо цепи прекратят сопротивление, либо лопнут.
И еще я оставил коня привязанным в каменном лесу».
Двойной вой разорвал ночной воздух над оазисом, внезапный и яростный, как треск молний.
Карса Орлонг улыбнулся. «Ага, они пришли».
Поднял острие меча чуть выше и рванулся.
Не годится — выяснилось тут же — цепям рваться. Натяжение вдруг ослабло и, пусть на одну только ночь, сопротивление воле Тоблакая прекратилось.
Он перебежал гребень и спустился по склону, снова оказываясь в полутьме.
* * *
Кулак Гамет лежал на койке, пытаясь дышать через сдавившую горло тяжесть. Гром заполнил голову, барабанные волны боли растекались из точки чуть сверху правого глаза.
Боль, какой он еще не испытывал, перекатила его набок — койка трещала и скрипела, пока он мучительно блевал на пол. Однако пустой желудок не принес облегчения от пытки в черепе.
Глаза были открыты, но кулак ослеп.
Голова болела и раньше, каждый день после падения с лошади. Но никогда ничего вот такого.
Он со стонами скатился и койки и застыл на четвереньках — голова повисла, тело пронизывают волны судорог.
«Нужно двигаться. Нужно действовать. Что-то. Как-то.
Мне нужно…»
Время тьмы. Он вспомнил себя и обнаружил, что стоит у выхода. Отягощенный доспехами, на руках латные перчатки, на голове шлем. Боль стихала, сменяемая холодной пустотой.
Ему нужно выйти. Ему нужен конь.
Гамет вышагал из шатра. Женщина — стражник подскочила, но он взмахом руки отослал ее и поспешил к стойлам.
«Скакать. Туда. Пора».
Он держал ремень седла, ждал, когда конь выдохнет, чтобы застегнуть на еще одно отверстие. Умный конь. Из конюшен Паранов, конечно. Быстрый и наделенный легендарной выносливостью. Не терпящий неумех, всегда готовый оспорить главенство всадника, но этого и ожидают от хорошей породы.
Гамет сел в седло. Было приятно снова поскакать. На скорости земля проносилась мимо — он проехал задний вал, обогнул круглый островок и направился в низину.
Там увидел три фигуры на гребне и подумал, что ничего странного нет. Они — то, что будет. Эти трое.
Нил, Нетер. Парнишка Гриб.
Мальчик повернулся к осадившему коня Гамету. Кивнул: — Виканы и малазане на флангах, Кулак. Но ваша атака придется на сам лагерь Собакодавов, — и показал пальцем.
Пехота и конница скапливалась на дне, двигаясь в густом полумраке. Гамет расслышал тихий лязг доспехов, ощутил стук бесчисленных подков. Увидел знамена и штандарты, уныло повисшие, рваные.
— Скачите к ним, Кулак.
Он отдал честь ребенку и вогнал пятки в бока коня.
Черные и тронутые ржавчиной латы, забрала шлемов и резные пластины, короткие метательные копья и ромбовидные щиты, топот множества сапог — он ехал вдоль колонны, оценивая пехотные роты.
Потом его окружило крыло кавалерии. Один всадник подъехал ближе, шлем с крыльями дракона повернулся… — Ты с нами, солдат?
— Не могу, — ответил Гамет. — Я Кулак. Я должен командовать.
— Не этой ночью, — возразил воин. — Сражайся на нашей стороне, ведь ты солдат. Помнишь старые битвы? Когда все, что требовалось — беречь товарища рядом? Такой будет и нынешняя ночь. Оставим командование лордам. Скачи с нами к свободе. И славе.
Поток возбуждения охватил Гамета. Пропала головная боль. Он ощутил, как кровь стала огнем в мышцах. Этого он хочет. Да, хочет именно этого.
Гамет выхватил меч, тот издал резкий на таком холоде звук.
Скрытый шлемом товарищ засмеялся. — С нами, солдат?
— Да, друг.
Они доехали до края усеянного камнями спуска, помедлили, отыскивая место в строю. Затем широкий клин помчался в атаку. Копыта выбивали искры из булыжников.
Собакодавы еще не подняли тревоги.
«Глупцы. Они проспали всё. А может, колдовство приглушило звуки наших приготовлений. Ах да, Нил и Нетер. Они еще там, на дальнем гребне низины».
Ротный знаменосец был в нескольких рядах коней. Гамет щурился, удивляясь невиданному знамени. Было в нем, пусть рваном и грязном, нечто от хундрилов. Значит, клан Горячих Слез — что имеет смысл, ведь его соратники в таких древних доспехах. Архаичных и почти сгнивших, так вернее. «Слишком долго лежали в сундуках, их проела моль и другие паразиты, хотя бронза прочна, пусть в пятнах и царапинах. Думаю, нужно будет потом поговорить с командиром…»
Холодные рассудочные мысли, пока конь гордо грохотал копытами наравне со всеми. Гамет глянул вверх, увидев край низины прямо впереди. Высоко поднял длинный меч, издал оглушительный клич.
Клин перетек через гребень и ринулся в ничего не подозревавшие ряды Собакодавов, все еще сидевших в окопах.
Вопли со всех сторон, но странно приглушенные, почти неслышные. Звуки битвы, но как бы за лигу отсюда, донесшиеся с ветром. Гамет взмахнул мечом, скрестил взор с Собакодавом, увидел ужас в глазах. Он видел открытые рты, но ни звука из них, словно пески поглотили все, впитали звук так же алчно, как кровь и желчь.
Масса перевалила через окопы, почерневшие клинки взлетали и рубили. Вал к востоку захватили виканы. Гамет увидел развевающиеся знамена и ухмыльнулся. Ворона. Глупый Пес. Хорек.
С непроницаемо черного неба скопищами спускались бабочки, чтобы пировать на кровавых останках в траншеях.
От восточных валов донеслись разрывы морантских припасов, заставив мрачно содрогнуться саму землю, и Гамет заметил, что там идет резня. Тусклая панорама, словно он смотрит на стену, на изображение вечной битвы древних полчищ.
Они явились за Собакодавами. За мясниками безоружных малазан, солдат и гражданских, упрямых и беглецов, отчаявшихся и беспомощных. За Собакодавами, погубившими сердца свои изменой.
Бой продолжался, но был он до странного неравным. Казалось, враги лишились способности организовать защиту. Они попросту помирали в окопах или пытались бежать, но делали лишь несколько широких шагов. Пронзенные копьями и дротиками. Стоптанные копытами.
Гамет понимал их ужас, с неким удовольствием созерцал страх на лицах, когда он и его товарищи несли смерть.
