«А ведь нужно отдать должное чашеносцам, — подумала она. — Что бы мы делали с этой армией голодных ртов? Никаких сил не хватило бы, чтобы удержать эту массу под контролем. Хадамарт сдерживал их злым равнодушием, а когда не помогало — страхом. Ссылка в Подземные Копи казалась участью худшей, чем публичная казнь. Чаша удерживает народ в узде при помощи своего учения о терпении. Тебе, владычица, с твоими-то идеалами свободного выбора, это было бы не под силу. Признай это. Как говорит Пелей, ненависть к захватчикам пересилила бы равнодушие, и тогда кровавый бунт охватил бы весь город…»
В этот момент Тальга приглушённо вскрикнула и тяжело задышала.
— Что такое, Тальга? Ты что-то чувствуешь?
Зрящая, уже овладев собой, обратила к владычице тревожный взгляд крупных небесно-голубых глаз.
«Неправду говорят, что у Зрящих отрешённый, блуждающий где-то в высших сферах, взгляд, — в который раз убедилась королева. — Взгляд у них живой, тёплый и любящий. Этот взгляд невозможно не ощутить. Невозможно ему не открыться и не стать под его действием чуть-чуть чище».
— Где-то идёт тёмная волшба. Очень сильная… Но она не обращена против нас, — отрывисто проговорила Тальга.
— Мы можем двигаться дальше?
— Да, владычица. Для творящих эту волшбу мы неинтересны. Или они не знают о нас.
Минут через десять впереди послышался нарастающий шёпот многолюдных голосов. Это могло бы сойти за всеобщий молебен, если бы не хаотичность звуков: там были и стоны, и плач, и шипение, и завывания.
Королева вопросительно глянула на Калигана.
— Это площадь Обелиска Скорби, моя королева. Люди толпятся там каждый день в надежде получить избавление.
— Избавление? От чего?
— Говорят, воды фонтана очищают от болезней и снимают любую боль с души, — пояснил следопыт. — Как по мне, то это очередная сказочка чашников.
Посреди площади возвышался высоченный обелиск в форме всё той же округлой ритуальной чаши на высокой ножке. Через край медленно переливалась вода и сбегала вниз в мраморный резервуар, сооруженный вокруг обелиска. Время от времени кто-то из толпы подходил, благоговейно омывал руки и смачивал водой лицо. Несмотря на раннее утро, здесь собралось не меньше двух сотен горожан и приходили новые. Давки и толкучки не было, всё происходило спокойно. По крайней мере, вокруг не было видно ни одного стражника-чашеносца.
Королева остановила коня. Многоголосое моление столпившихся вокруг Обелиска людей вызывало у неё неприятные чувства. К кому взывают эти люди, кому поклоняются? Нет сомнения, что все они — сторонники Чаши Терпения, но разобраться в их вере тяжело даже богословам. Смотрители Чаши Терпения признавали Путь Истины и верили в Спасителя, однако, по их же утверждению, путь их отличался от пути тех, кого принято называть аделианами. Иные храмовники из окружения Сильвиры пытались спорить с чашниками о вере, но те отвечали лишь туманными, расплывчатыми рассуждениями о великом замысле Всевышнего и о терпении всех верных.
…И тут королева вздрогнула. То, что она увидела, открыло ей новую грань в учении Чаши. Прихожане, если можно было так назвать это собрание без поводырей, были сплошь босыми. Те же, что пришли обутыми, оставили свои сандалии у дороги. Но поражало вовсе не это. Пространство вокруг Обелиска Скорби было полностью покрыто мелкими железными шипами, вбитыми в дорожную брусчатку. Шипы были набиты так плотно, что впивались в босую ногу при каждом шаге. И при этом далеко не все люди стояли на месте. Многие убеждённо ходили вокруг Обелиска, умышленно причиняя себе как можно больше ран.
Королева сохраняла бесстрастное выражение лица. Внутри же её поднималось возмущение. Путь Истины в разных уголках Каллирои поддавался разным искажениям, порой самым нелепым. Сильвира была не особо сведущей в вероучении и не обращала на это внимания, но ТАКОЕ она видела впервые.
— Омовение может позволить себе лишь тот, кто в полной мере вкусил страданий, — проследив за взглядом владычицы, пояснил Калиган. — Чаша сердца того, кто ищет избавления, должна переполниться скорбью, и лишь тогда омовение даст плод. Так учат Смотрители, — добавил следопыт, выражая в тоне то, на что не мог повернуться язык в присутствии королевы. — В особые дни тут собирается до пяти тысяч…
Калигана прервал тихий стон Зрящей Тальги. Глаза её были широко открыты, светлые волосы рассыпались по плечам, служительница вцепилась обеими руками в поводья.
— Волшба. Тёмная. Очень сильная… рядом, — отрывками прошептала она.
— Всем оставаться здесь, — приказала королева и спрыгнула с коня. — Филгор, Калиган, со мною!
Старший телохранитель в чёрных доспехах и следопыт в нищенском одеянии пошли рядом, держась по бокам владычицы.
— Что вы задумали? — без особого волнения, но с каким-то нехорошим предчувствием в голосе спросил Калиган.
— Я хочу знать, что за волшба тут творится.
— Прошу простить за избитую фразу, но это может быть небезопасно. Поручите это дело мне и двигайтесь дальше. Ваш визит к Смотрителям важнее какой-то волшбы.
— Когда мне понадобится твой совет, я тебя спрошу, Калиган! — строго ответила королева. Она хорошо знала, что её Зрящая не станет бледнеть и закатывать глаза из-за какой-то мелочи, вроде наведения порчи магом-самоучкой. Обычно Тальга просто останавливалась и мягко указывала перстом: «Там волшба» или «Там готовится человеческое жертвоприношение» или «Там шестеро колдунов плетут совместное заклятие». На сей же раз Зрящая отреагировала настолько необычно, что королева не могла позволить себе проехать мимо.
Не доходя до шиповатой части площади, королева остановилась. Теперь она видела, что пространство вокруг Обелиска Скорби покрыто свежей кровью. Между шипами проходили мельчайшие желобки и уходили в сторону, собираясь в один идеально гладкий каменный жёлоб, который можно было принять за сточный. Но кому могло прийти в голову создавать сточный жёлоб посреди площади, если дожди в Амархтоне — такое же невиданное явление, как снег в Мелисе!
— Сюда, — королева быстро пошла вдоль жёлоба к близлежащему зданию, напоминающему трехъярусную пирамиду. Спустя пятьдесят шагов жёлоб закончился кованной решёткой, какой закрывали городские канализации. Кровь стекала вниз во тьму. И оттуда не несло нечистотами — один только стойкий запах свежей крови.
Королева дала знак Филгору.
— Вскрывай.
В отличие от Калигана старший телохранитель не стал призывать к осторожности, а тотчас снял из-за спины тяжёлую боевую секиру. У оружия было широкое лезвие полумесячной формы с одной стороны и острый, чуть загнутый клюв, с другой. Могучие удары по краям решетки взмели пыль и осколки брусчатки. Несколько человек из толпы вокруг Обелиска оглянулись на шум.