— Думаю, пока это лишнее, — покачал головой Квайр, хотя видно было — он всерьёз обдумывал слова капитана. — Мы не должны так скоро обнаруживать себя.
Он потёр пальцами подбородок, что означало у него крайнюю степень задумчивости, как понял Антрагэ.
— Не стоит отказываться от прежних планов, — решительно заявил барон, когда молчание затянулось и стало просто невыносимым, казалось, воздух в каюте капитана Баквита буквально звенит тишиной. — Пускай «Стремительный» и «Неповиновение» высаживают людей на Диону, но после более тщательной разведки.
— Верно, — прищёлкнул пальцами Квайр, — надо понять, засели ли валендийцы только в особняке или в развалинах форта тоже.
— А что делать мне и «Золотому пеликану»?
— Мы действуем по прежнему плану, капитан Берек, — ответил ему Квайр, — как мудро напомнил нам господин барон. «Золотой пеликан» войдёт в гавань Водачче абсолютно официально и пристанет в порту.
Береку эта затея не нравилась с самого начала, а уж после того, как на Дионе обнаружились валендийцы, окончательно опротивела. И мысль о том, чтобы решить всё взмахом шпаги, послав в Долину мук короля, хитреца Квайра, заносчивого адрандского барона и даже проклятого виистанца, казалась с каждым днём всё более привлекательной. Возможно, ему требовался лишь маленький толчок, чтобы окончательно решиться, но пока ничего подобного не происходило, он продолжал действовать по указке фальшивого капитана.
Бывший китобой Скомакар обладал не только орлиным зрением. Он был ещё и достаточно усидчив, что в прежнем его деле было едва ли не главным достоинством. Хороший китобой должен уметь ждать, — эту истину Скомакар затвердил ещё совсем зелёным юнцом, наблюдая за гарпунёрами. Те могли часами стоять на раскачивающейся палубе их промыслового судна, а после швырнуть гарпун точно в мишень. Он с восхищением смотрел на них, когда они стояли в таких утлых шлюпках — могучие, покрытые татуировками люди, казавшиеся совсем крохотными на фоне китовой туши. И всё же они замирали неподвижно, не испытывая страха перед китом, и швыряли тяжёлый, столь неудобный в неумелых руках в ту пору совсем ещё юного Скомакара гарпун в единственно верный миг, когда кит особенно уязвим. Говорят, в Валендии обожают бои быков, где обычно спокойных животных намеренно разъяряют запахом крови и мелкими ранами, чтобы насладиться поединком с человеком, вооружённым длинной рапирой. Какая это мелочь и глупость в сравнении с поединком человека, пускай даже с помощью восьми крепких молодчиков, сидящих на вёслах, против морского гиганта — левиафана, способного одним взмахом хвоста отправить на дно шлюпку вместе с гарпунёром и восемью гребцами!
Из той поры бывший эребрийский китобой вынес умение кидать гарпун на расстояние в десяток шагов и попадать им в цель почти всегда, мятую шляпу — последнее напоминание о Родине и прошлом, — с которой он не хотел расставаться, и, что самое важное, железное терпение. Он мог часами сидеть в одной позе, наблюдая за вражеским судном или потенциальной целью, разглядывать его в зрительную трубу и запоминать всё, за что зацепится взгляд. Вот и сейчас он полулежал на холодных камнях острова Диона и наблюдал за обветшавшим от небрежения особняком Виллановы. Ничего интересного внутри не происходило — валендийцы вели себя скрытно, огня почти не зажигали, так что мёрзли, наверное, ничуть не меньше морских псов, сидевших в относительно сухой потайной бухте вместе с орудиями и зарядами, начинёнными каллиниковым огнём. Матросы хотя бы могли развести хоть какой-то костёр, забравшись поглубже в пещеру. Правда, Скомакар был уверен, что никто не рискнёт даже огнивом ударить по кремню, пока рядом находится проклятая смесь. Всем известно, что довольно одной искры, чтобы воспламенить её, и тогда остаётся лишь уповать на Господа — больше тебя никто не спасёт.
Скомакар легко променял сухость пещеры на камни и холодный ветер, задувающий с моря. Он не доверял проклятой смеси и не желал находиться так близко от неё. Он слышал, что в состав каллиникова огня входит ворвань — китовый жир, а эти хитрые твари запросто могли отомстить ему даже после своей смерти. Скомакар был слишком близко знаком с китами и знал об их коварстве и том, что эти твари — подлинные слуги Баала в морских пучинах, а акулы, о которых столько баек, лишь мелкая рыбёшка. Кто-нибудь слышал, чтобы акула перевернула целый корабль и отправила на дно три дюжины душ? А вот киты на это вполне способны — уж в этом-то Скомакар убедился на собственном опыте.
За время наблюдения за особняком бывший китобой видел, что валендийцы несколько раз выходили на разведку, направляясь туда, где расположены руины крепости Вилланова. Неглупые люди, как решил Скомакар, они понимали, что там могут засесть их конкуренты, вот только откуда бы им вообще знать, что кто-то ещё использует остров Диона для сбора людей? Хотя, как все заговорщики, таящиеся во тьме с кинжалами наготове, они могли страдать паранойей и шарахаться от любой тени. Но в это Скомакар не слишком верил, он всегда привык подозревать худшее, чтобы быть к этому готовым.
И его дурные предчувствия и ожидания оправдались, когда в ночной тьме к острову подошла каравелла.
Скомакар уже хотел закутаться в плащ и отправиться-таки в пещеру — спать на камнях он не рисковал. Слишком хорошо знал, чем это может закончиться, даже в этих широтах. Однако что-то привлекло его внимание — не в особняке, а в море. Он запахнул плащ, спасаясь от ночного холода, и развернулся в сторону водной глади. Каравелла всё же была торговой, а не пиратской, и контрабандой её капитан не баловался, поэтому чёрных парусов на ней не было. Так что даже в ночной темноте опытный взгляд легко разглядел её. Скомакар поднёс к глазу зрительную трубу и пригляделся к кораблю повнимательнее. Ему показалось, что в обводах корпуса каравеллы есть что-то знакомое — уж не её ли загоняли все три галеона лишь для того, чтобы опустить подобру-поздорову? Он тогда вдоволь насмотрелся на проклятый корабль и запомнил каждый его изгиб. Конечно, китобой не мог рассмотреть имени каравеллы и порта приписки, даже его орлиное зрение, улучшенное линзами зрительной трубы, не было способно на такие чудеса. И всё же он душу готов был прозакладывать, что это именно та каравелла. Так говорило ему морское чутьё, а уж ему-то проживший почитай всю жизнь на море Скомакар привык доверять.
Галиаццо Маро отлично понимал нервничающего капитана каравеллы. Вести корабль к острову по лоции, полученной от рыцарей мира в таком далёком сейчас валендийском порту Брессионе, полагаясь на своих лучших людей, ведомых им самим, то ещё удовольствие. Тем более что весь путь проделать пришлось в ночной тьме — при свете дня, на виду у салентинской эскадры, стоящей на рейде, подходить к острову Диона было равносильно признанию в не слишком чистых делишках вроде контрабанды, которую надо оставить в нужном месте или, наоборот, забрать оттуда. Привлекать к себе, а тем более к острову подозрения Галиаццо Маро не хотел, а потому каравелла вошла в ближайшую к бывшему особняку Виллановы бухту ночью с погашенными огнями.
— Долго стоять не сможем, — заявил капитан Маро, когда тот вместе со своими людьми сходил на берег. Вот только в отличие от солдат, которых он привёз на остров, Маро не собирался там оставаться. — За три склянки до рассвета я уйду из бухты.
— Я обернусь раньше, — заверил его Маро и первым спустился по верёвочному трапу в шлюпку.
До особняка он добрался быстро, легко шагая по такой устойчивой земле, почти наслаждаясь каждым шагом после вечно раскачивающейся палубы. Снаружи обветшавший особняк торгового князя выглядел заброшенным. Маро намеренно постоял какое-то время, приглядываясь к нему, но ничто не выдавало, что внутри находятся люди. Да ещё и по прикидкам Маро в довольно приличном количестве. Это радовало — как ни крути, а валендийцы знают толк в засадах.
Как только Маро вошёл в особняк и сделал пару шагов по пустой, гулкой гостиной, ему в спину — прямо в почку — упёрся острый клинок.
