— Что? Твой отец тоже звездный лекарь? — дядька Сухостой впервые взглянул в лицо девочки — до этого он общался только с ее царапинами.
— Ну да, почти, то есть детский.
— Детский? В смысле, детей лечит? — он вдруг заинтересовался. — А как же он их лечит?
— Плесенью, — пошутила Маша, вспомнив папин рассказ о пенициллине.
— Вот как?
— Ой, то есть я пошутила, — девочка вдруг испугалась, что дядька Сухостой начнет проверять «лекарство» на деревенских детях. — Обыкновенно лечит, как все.
— А почему именно детей? Их так трудно лечить, они все время капризни™ «=г
© чают, то лекарство горькое, то мазь жжет-а ся, осмотреть себя не дают… Скрутить, связать, лекарство затолкать, потом мамке вернуть, пусть мучается! т
— Да с маленькими же пеяъзя, как со взрослыми! — удивилась Маша. — Они Ш от болезни капризные, всего боятся, тут Щ ласка нужна, а не поможет — так хитрость.?
— Ты меня учить вздумала? — вдруг рассердился лекарь.
Нет, — смутилась Маша. — Вы очень хороший лекарь, правда, просто я видела, как мой папа малышей лечит…
— Видела? — лекарь задумался. Потом повернулся к тетке Марье. — Ну вот что, девочка ваша практически здорова, плечо и порезы заживут, в бане пока не парить, хотя можно делать примочки из распаренных березовых листьев, еще вам бы надо выкупить у меня мазь-живо-творку и пихтовое маслице. Если у вас хватит средств…
— Я вам отработаю, — несмело сказала хозяйка. — Или, хотите, вышью вам занавески.
— Может, я отработаю, — предложила Маша, которой стало неловко.
— Разумеется, — кивнул лекарь. — Зная вас, тетка Синицына, я предполагал, что за лекарства вы уплатить не сможете, к тому же девочка вам, насколько я могу судить, не дочь…
— Племяшка моя, удочерила я ее, вчера, — поспешила объяснить женщина.
— Я беру ее в у ченицы., — объявил лекарь. — Это большая честь, конечно, я Щ никого в Опушкине не брал пока в уче- — I? ники, не надо меня благодарить. Девочка пусть по утрам приходит в часовню Звезд, работать и учиться, заодно будет у меня на глазах, подлечится. Всего доброго!
После его ухода тетка вывалила тесто на посыпанный мукой стол, поставила миску со сладким, ароматным творогом, взялась за скалку. Под ее руками тесто пузырилось и вздыхало, словно живое, с удовольствием внимало похвалам, щедро расточаемым хозяйкой:
— Ах как разлеглось, распотешилось, ай ладно да добро, да гладенько, да послушно, сейчас в печке разрумянимся, любо-дорого…
— Вы с ним, как с младенчиком, которого купают, разговариваете, — рассмеялась Маша.
|С*
рЗ
— Ато как же, тесто, оно ласки требу-0 ет, хорошего расположения, улыбок, любви… Одним словом — тепла, — ответила хозяйка. — На-ка, творожок раскладывай, ох, и знатные ватрушки выйдут, пышные, душистые… Я Видимо, из головы у тетки Марьи не шел лекарь, следом за тестом она вдруг а принялась нахваливать Машу: — Ох, и дочка же ко мне пришла, ликом ладненька, сердцем добренька, а вумная, будто корова моя, лекарь-то как речи гладкие услыхал, сразу в ученицы взял. Да и рот захлопнет тетка Лизавета, как услышит — никого не брал, из всей деревни, ни парня, ни девку, а мою умницу-разумницу принял! У Маши от смеха дрожали руки, особенно ей понравился комплимент по поводу сравнения с коровой…
— Шубку тебе мою девичью перешью к утру, будешь в ней венцессой, как по улице пройдешь, всех парней уведешь… При знакомом слове девочке стало не до смеха, она невольно задумалась, что делает сейчас привениха, ищет ли ее…
— Ты творог-то ровнее клади, на пол просыпешь — куда его потом денем! — напомнила хозяйка девочке, когда та едва не выронила ложку, задумавшись…
Глава 14
МАША ИЗОБРЕТАЕТ ЛЕКАРСТВО
Тетка Марья поднялась по деревенской привычке еще затемно, вышла обиходить корову, принесла дров, а потом %
РЗ
села, при лучине, перешивать наиденную вчера в сундуке шубку для Маши. А Маша, впервые ощутив себя в покое и безопасности, после замка с его открытыми дверями и воем привенихи по ночам, после дикушек с волками, после коровника, спала крепко и безмятежно. Ей снился дом: ее теплая комната, мама с папой спорят, они — как двое детей, выясняющих, есть рога у буки под кроватью или нет, а на самом деле в споре им легче не бояться буку, то есть не беспокоиться о здоровье дочки. Эта мысль ее во сне удивила, причем настолько, что проснувшись и еще не открыв глаза, она вдруг вспомнила все свои несделанные дела, незавершенные идеи, о которых она волновалась и переживала в своем мире, а сейчас вдруг забыла, отвергла А ради новой миссии. И так ей стало до-Q садно, что лежать больше она не могла. Вскочила с сундука, еще плохо соображая со сна, принялась хлопотать, собирать свою постель, искать одежду…
— Что ты как заполошная вскочила,
X на работу не терпится? — подняла от. % шитья голову тетка Марья, — Умоешься, S поешь творожка со сметанкой, мне недосуг было кашу варить, уж не взыщи.?
— Творог — то, что надо, лучше каши, — ответила Маша, она и в самом деле не любила кашу, несмотря на всю полезность, в которой не сомневалась. Чтобы умыться, на воде в ведре пришлось разбить ледяную корку, однако холод сразу взбодрил девочку, ее мысли стали ясными. Позавтракав, она облачилась в найденную вчера одежду: черную кофту, штаны, носки, а сверху — пеструю юбку. Заплела две косички, перевязав их шерстяными нитками для крепости, надела круглую вязаную шапочку, белую, затем — куртку с броней, потом примерила шубку золотистого меха неизвестного животного, легкую, удобную. — Ай, как ладно/- восхитилась хозяйка, — знатной невестой будешь когда-нибудь. Мне шубку эту не носить девичью, думала уже на воротник порезать…
Небо только чуть посветлело, когда Г-Маша вышла из дома. Нежно-бирюзовое i сияние разлилось над заснеженными сонными крышами. Несмотря на то 4i о § хозяйка подробно объяснила, как прой- § 1 ти до часовни Звезд, девочка на всякий случай спросила у фонарика колокольцев и уверенно пошла по тонкому сив е? му лучу вдоль по широком, раскатанной санями улице. фл
В центре деревни сходились три улицы, образуя как бы звезду с тремя лучами. Маша вышла на площадь и остановилась, всматриваясь и раздумывая. С той стороны, откуда она пришла, на площади стоял на первый взгляд простой дом-пятистенок, только без хозяйства, забора, пристроек. Выглядел он нежилым, лишь чадящая в зимнее небо труба свидетельствовала о том, что внутри кто-то есть. Справа находилось широкое здание, в этот ранний час в окошке горел свет, виднелись длинные столы, суетились люди за какой-то работой. Строение прямо напротив Маши более всего напоминало колокольню, сложенную ребенком из спичек, изящную, бревенчатую, красивую, как игрушка, но та-0 кую темную, что впечатление от нее оставалось двойственное. Конечно, было АЛ приятно и интересно смотреть на высо-рЗ
