— Проклятые розовые, черт бы вас побрал! — прошипела она про себя, затем, нагнувшись, плюнула на дорогу и мрачно уставилась на едущих впереди пятерых всадников.
И зачем она позволила Юлвею втянуть себя в эту безумную авантюру? Зачем ей ехать в холодные западные земли? Что она там забыла? Лучше бы вернулась на юг — сражаться с гурками. Выбила бы из них то, что причитается…
Мысленно проклиная Юлвея, Ферро вслед за остальными приблизилась к мосту. Мост был древний: щербатые камни поросли ягелем, а колеса тысяч повозок за тысячи лет разъездов выбили в них глубокие борозды. Под одиночным пролетом арки бурлил стремительный, обжигающе ледяной поток. У моста приютилась ветхая низенькая лачуга, буквально вросшая в окружающий пейзаж; холодный порывистый ветер сдувал с ее трубы облака дыма и развеивал их по окрестностям.
У лачуги стоял одинокий солдат. Да уж, не повезло бедняге! Вжавшись в стену и прислонив рядом копье, он кутался в плотный плащ; над шлемом трепетал на ветру пучок конских волос. Байяз придержал лошадь и кивнул в сторону моста.
— Нам нужно на тот берег, мы направляемся в Дармиум.
— Не советую. Опасно там.
Маг улыбнулся.
— Где опасность, там и выгода.
— Выгода стреле не помеха, друг. — Солдат оглядел всех по очереди с головы до ног и хлюпнул носом: — Разношерстная у вас компания!
— Я собираю хороших воинов по всему свету.
— Понимаю. — Он посмотрел на Ферро, и она ответила ему мрачным взглядом. — Вы, конечно, крепкие ребята, но равнины теперь смертельно опасны. Некоторые купцы еще везут товар на запад, да только обратно не возвращаются. Разбойники безумца Кабриана всюду шастают в поисках наживы. А к ним вдобавок люди Скарио и Голтуса. Они немногим лучше. На нашей стороне реки действует хоть какой-то закон, а на той вы предоставлены сами себе. Если вас схватят на равнинах, помощи не дождетесь. — Солдат снова хлюпнул носом. — Ниоткуда. Никогда. Помощи не будет.
Байяз хмуро кивнул.
— Мы и не просим.
Он пришпорил лошадь; та потрусила по мосту на другой берег реки и сошла на дорогу. Следом двинулись остальные: сначала Длинноногий, за ним Луфар, затем Девятипалый. Малахус Ки тряхнул поводья, и повозка с грохотом покатила по камням. Замыкала цепочку Ферро.
— Помощи не будет! — крикнул ей вслед солдат и вновь привалился к грубой стене лачуги.
* * *
Великая равнина…
Хорошее место для всадников, решила Ферро. Безопасное. Приближение врага можно заметить за много миль. Но сейчас горизонт был чист: куда ни глянешь — всюду колышется на ветру бескрайний ковер высокой травы. Монотонность зеленого пейзажа разбавляла лишь дорога — прямая, как полет стрелы, полоса короткой подсохшей травы с черными заплатами голой земли.
Однообразный простор Ферро не понравился. По пути она хмуро поглядывала то направо, то налево. Бесплодные земли Канты совсем другие: там и россыпи колотых валунов, и иссушенные солнцем долины, и мертвые деревья, отбрасывающие когтистые тени, и старые темные русла рек, и залитые светом горные хребты. Даже небо над Бесплодными землями другое: пустое, безмятежное, — сияющая чаша, которую днем озаряет слепящее солнце, а ночью — яркие звезды.
Здесь же, как ни странно, все оказалось наоборот: земля была безлика, а в переменчивом небе царил хаос. Тьма и свет, свиваясь в гигантские спирали, быстрым ветром неслись над лугами, переворачивались, разлетались на части и стекались обратно; висящие над равниной огромные тучи отбрасывали на притихшую землю чудовищные тени, грозя излиться страшным дождем и устроить потоп, который поглотит шестерых крохотных всадников, их крохотную повозку — и весь мир. То, что творилось над головой ссутуленной Ферро, напоминало ей воплощение гнева Божьего.
Непонятный край, нет ей здесь места. Зачем она сюда забрела? На то должны иметься причины. Веские причины.
— Эй, Байяз! — крикнула Ферро, нагоняя мага. — Куда мы едем?
— Хм-м… — хмыкнул он, переводя хмурый взгляд от ничего к ничему над колышущейся травой. — Мы едем на запад — через равнины, через великую реку Аос, до самых Изломанных гор.
— А потом?
Тонкие морщинки вокруг глаз и на переносице Байяза стали глубже, губы плотно сжались. Ферро поняла: раздражен. Не нравятся ему вопросы.
— Потом поедем дальше.
— И долго будем ехать?
— Всю зиму и часть весны, — отрезал он. — Затем обратно.
Подстегнув лошадь пятками, маг потрусил вперед, в начало отряда.
Однако Ферро так легко не сдавалась. Нет, старому хитрецу розовому от нее не отделаться. Она пришпорила лошадь и снова нагнала Байяза.
— Что такое первый закон?
Он резко взглянул ей в лицо.
— Что тебе о нем известно?
— Меньше, чем хотелось бы. Я слышала через дверь ваш разговор с Юлвеем.
— Подслушивала, да?
— У вас громкие голоса, а у меня острый слух. — Ферро пожала плечами. — Не надевать же мне на голову ведро, чтобы случайно не узнать ваши секреты. Так что такое первый закон?
Морщины на лбу старика обозначились еще резче, уголки губ поползли вниз.
Злится.
— Строгое ограничение, которое Эус наложил на своих сыновей. Первое правило, установленное после хаоса древних времен. Оно запрещает касаться другой стороны. Запрещает общаться с нижним миром, вызывать демонов и открывать врата ада. Основной принцип магии — вот что такое первый закон.
— Угу, — хмыкнула Ферро. Особого смысла объяснение для нее не имело. — А что за человек Кхалюль?
Густые брови Байяза сошлись над переносицей, глаза сузились, взгляд помрачнел.
— Женщина, иссякнут когда-нибудь твои вопросы или нет?
Старика раздражают вопросы. Это хорошо. Значит, вопросы правильные.
— Узнаешь, когда я перестану их задавать. Кто такой Кхалюль?
— Кхалюль — член ордена магов, — недовольно буркнул Байяз. — Моего ордена. Второй из двенадцати учеников Иувина. Он всегда завидовал моему положению и силе, поэтому нарушил второй закон — чтобы сравняться со мной. Кхалюль ел человеческую плоть и убедил остальных последовать его примеру. Превратившись в эдакого лжепророка, он обманом подчинил себе гурков. Вот кто такой Кхалюль. Твой враг. И мой.
— О каком семени вы говорили?
Лицо мага дернулось, как от удара. Его исказила ярость и… слабое подобие страха — только лишь тень. Спустя миг выражение лица смягчилось.
— Что это? — повторила она.
Байяз улыбнулся. Его улыбка встревожила Ферро куда больше, чем самый неистовый гнев. Склонившись к ее уху, так чтобы не слышали остальные, он прошептал:
