Дорогие гости в ответ прочавкали что-то одобрительное, но, как выяснилось, хозяина интересовала не только оценка его кулинарных способностей. Толстячок принялся выпытывать, не из Тиорты ли едут благородные господа, а коли так — не соблаговолят ли они поделиться новостями?
— А чего новости. Раскололи Тиорту, как орех, — буркнул Ройвис, вытирая руки расшитым синими цветочками полотенцем. — Ровандисцы там вовсю хозяйничают теперь.
— Эт хорошо, — довольно крякнул трактирщик. За столом воцарилась давящая, недобрая тишина.
— Прощенья просим… — Испуганно пробормотал толстяк, от щек которого мигом отлила кровь. Понять, что ляпнул он совсем не то, что следует, было нетрудно — лица рыцарей от неожиданного комментария враз окаменели.
— Ничего страшного, мастер, — Вета, которую судьбы Тиорты совершенно не заботили, одарила хозяина милой улыбкой. Тот слегка воспрял духом и, рассыпавшись в извинениях, испарился. Ройвис и не думал, что эта туша способна двигаться со столь потрясающей скоростью. Только что был тут — и уже в другом конце зала тарелки протирает с таким видом, будто последние два часа ничем другим и не занимался.
— Я этому остряку недоделанному… — Злобно прошипела Леора. Но попытка подняться была немедленно пресечена злобным «цыц!» со стороны Ройвиса.
— Только потасовки нам и не хватало для полного счастья.
— Ну, по вельсийским законам, если наша доблестная сестра отметелит этого олуха, это будет означать лишь его невероятную везучесть, — апатично отликнулся Дойвего, вновь приложившись к пивной кружке. — С учетом того, что Ровандис для Вельсии сейчас враг…
— А если он враг, так какого этот гаденыш так обрадовался? — Леора шипела, словно кошка, облитая колодезной водой.
— А то ты не догадываешься, — пробормотала Вета. Девушка осторожно принюхалась к чашке с пивом, непонятно как оказавшуюся рядом с ней и тоскливо вздохнула. Ройвис, решив проявить галантность, плеснул ей в серебряный кубок немного вина. Ничего себе трактирщик расщедрился, какую посуду выставил!
— А что, должна? — Леора от такой постановки вопроса растеряла всякую воинственность.
— Что в Тиорте, что в Вельсии, что в Тальнаэре вся власть — в руках благородных сословий. Всадники, кавалеры, рыцари, вельможи… Названия разные, а суть одна. Каждый считает себя полноправным хозяином собственной страны.
— И чего здесь не так? — с интересом поинтересовался Дойвего.
— Все, конечно, так, — согласилась Вета, — только ты поставь себя на место крестьянина или вот этого трактирщика. Зимой к нему придут королевские сборщики и возьмут немалые подати. Летом заявится местный вельможа, которому принадлежит село, и возьмет оброк. А это событие еще и отпраздновать надо, а какое празднество без доброй охоты? Сколько полей потопчет благородное общество — их волнует в последнюю очередь. Зато осенью они заявятся еще раз и выгребут половину добытого тяжким трудом зерна…
— Вот теперь я слышу речь истинной дщери Ровандис, — небрежно фыркнул Дойвего. А вот Ройвису подумалось, что в словах девушки есть немалая толика очень печальной правды.
— Названия государств здесь ни при чем. Дело в том, что обычный селянин, которого обирают все, кому не лень, вряд ли разделяет любовь благородных сословий к отчизне. Какая разница, кто отбирает нажитое тяжелым трудом — разбойники или люди со знаменами и королевскими указами? И уж тем более — какой смысл пытаться различить, что на этих знаменах намалевано? Трактирщику куда важнее, что не будет затяжной войны, которая запросто способна его пустить по миру.
— Умно говоришь, — буркнула Леора. — Да больно шкурно, как по мне. Ну вас в Бездну с этой заумью. Спать пора.
Ройвис покосился в сторону окна — едва перевалило за полдень. Хотя, если вспомнить какие в купленных комнатах перины, да еще и добавить, что с потолка в трактире явно не сыпятся шишки вперемешку с дождем…
— Дельная мысль, — одобрительно крякнул Дойвего. Видимо, побратим пришел к тем же самым выводам. — Пойду-ка и я на боковую.
Ройвис и Вета остались вдвоем. Девушка ссутулилась — видимо, полагала, что высказала рыцарям слишком много и корила себя за чрезмерное красноречие. Вот ведь…
— Как-то неудобно получилось, — неуверенно пробормотала девушка, покосившись на рыцаря.
— Глупости. Ты все сказала правильно. Другое дело, что и Леора, и Дойвего — уроженцы тех земель, где к простонародью относятся не лучше, чем к скоту.
— Вы же из ордена? — Недоуменно нахмурилась Вета.
— Конечно. Но в Звездоцвет попадают не только по праву рождения, как это получилось со мной. Дойвего родом из Вельсии. Потомок какого-то рода кавалеров, у которых всего имущества — пара деревень. Решил, что оказаться на службе в Ордене предпочтительнее, чем влачить существование, мало отличимое от крестьянского — при всех положенных благородным привилегиях. Думаю, он рассудил верно.
Девушка задумчиво кивнула. Звездоцвет — не обычное государство, пусть Орден и обладает собственной территорией, размерами не уступающей той же Вельсии или Тиорте.
Вета помнила из уроков истории, что Орден во времена оны был военной элитой Роаданы. Огромное воинственное королевство простиралось от северного до южного моря. В могущественном государстве, мнившем себя ровней раскинувшейся на западе империи Таэтис, воинское искусство ценилось более, чем что бы то ни было другое — и лучшие рыцари страны объединились в орден, который, в конце концов, надолго пережил породившую его страну.
Вся история Роаданы состояла из непрекращающихся войн, в результате которых крохотное княжество ухитрилось расшириться до доброй половины Континента. В конце концов, границы королевства уперлись в империю. Алчные глаза королей с вожделением смотрели на бескрайние просторы, заселенные, к тому же, нелюдью. Внешне таэтис мало отличаются от людей — разве что непривычно яркими радужками глаз да чуть более хрупким телосложением.
Впрочем, как ей рассказывал наставник-мистик, еще одна черта имперцев распаляла охотничьи инстинкты роаданцев — поразительное миролюбие. Или, точнее, апатичное равнодушие к тому, что происходит за границами обжитых ими территорий. Разумеется, воинственная человеческая цивилизация не могла не принять это за слабость. В результате на несколько лет весь континент погрузился в пламя самой кровавой войны за всю историю человечества.
Миролюбие и бесхребетность западных соседей оказались не более, чем иллюзией. На полях сражений потекли реки крови. И если в искусстве владения оружием люди несколько превосходили своих врагов, то в искусстве мистицизма последние равных не знали. На колонны роаданских воинов рушились огненные вихри, их истребляли искусственно созданные големы, чудовищные землетрясения стерли с лица земли несколько немалых городов… Впервые в истории роаданцы запросили мира — каковой тут же и получили. И этот мир для королевства, привыкшего жить грабежом окружающих территорий, стал началом конца.
