Наконец Геракл встряхнулся и взглянул на друга.
— Гера, — только и сказал он.
Иолай нахмурился:
— Где?
— Не знаю. Близко. — Он махнул рукой в сторону горизонта. — Будет шторм.
— Я уже знаю это. Достаточно посмотреть на небо.
— Нет. Что-то… — Геракл прищурился, подыскивая нужное слово; потом разочарованно покачал головой: — Что-то другое, большее. Но я не уверен.
Иолай задумчиво потер шею и пожал плечами:
— Ничем не могу тебе помочь, приятель.
— Ничего, все нормально. Просто знай, что это Гера. Каким образом, я не знаю, но это так.
Он подозвал к себе Веницию. Она подчинилась ему не без опаски, словно догадывалась, что он не совсем ей доверяет. Если так, то она была права. Недоверие никак не было связано с ее страстью к Иолаю; оно возникло из-за ее появления утром на улочке возле конюшни. Хотя Геракл сомневался, что она исполняет свою роль в каких-то пока еще непонятных ему планах Ротуса, он все же никак не мог понять, почему и ради чего она связалась с этими повстанцами.
Повстанцами всегда становятся люди определенного типа, к которому она явно не относилась.
— Фемон, — произнес Геракл, поворачиваясь лицом к городу. Между первыми домами города и берегом ничего не росло, кроме этой цепочки высоких деревьев. Не было и больших скал. — Почему он построен вдалеке от моря, а рыбаки остались там, у воды?
— Море, оно во всем виновато, — ответила Вениция и объяснила, как разрушало море бывшую деревню, как ее жители решили, что им надоело купаться круглый год в его волнах. — Иногда зимой, — добавила она, — бывают очень сильные штормы, и тогда волны скользят прямо по главной дороге, потому что она немного ниже чем окружающая местность. Ты можешь убедиться в этом даже отсюда. Так что волны иногда добираются почти до самого города. — Она улыбнулась: — Моя мама говорит, что они даже приносят пользу, потому что очищают улицы от грязи и хлама.
Он поглядел на небольшой городок, обращенный к морю, проследил взглядом вьющуюся среди низкой травы дорогу, превращенную в городскую улицу. «Возможно, — подумал он, — прежние отцы города надеялись, что со временем Фемон снова вернется к морю. Иначе зачем им понадобилось прокладывать и мостить улицу, на которой нет домов?»
Он также подумал, что у людей здесь долгая память, если они живо помнят историю основания нового Фемона.
— Приятное место, — произнес он рассеянно, хотя и искренне.
— О, я очень люблю все это, — живо отозвалась Вениция. — Я правда это люблю.
Он взглянул на нее сбоку, но она этого не заметила. В это время она показывала Иолаю плавающие в заливе лодки: даже в канун праздника рыбакам было не до отдыха.
В ее голосе звучала явная гордость.
Внезапно он усмехнулся.
Потом расхохотался.
Иолай пораженно посмотрел на друга.
— Что с тобой?
— Да нет, ничего, — ответил Геракл. — Просто мне в голову пришла одна мысль, вот и все. — Он положил руку на плечо Вениции и слегка сжал его, когда она напряглась. Он уже окончательно уверился в своей правоте. — Ты ведь дочка Тита, не так ли?
— Что?! — воскликнул Иолай. — Ты совсем свихнулся? Не может этого быть, ведь она дружит с повстанцами!
— Может, — спокойно ответил Геракл, не отрывая взгляда от удивленного и внезапно покрасневшего лица девушки. — Клянусь, что я угадал.
— Но ты ведь видел ее! — Иолай взмахнул руками. — Он ведь тебя видел, верно? В той самой пещере. И я тоже видел тебя в пещере. — Он нахмурился: — Ты ведь была в пещере, скажешь, нет? Повязка через глаз и все такое, верно?
Она кивнула, но не поднимала на него глаза. Почему-то ее необычайно заинтересовали скромные камешки под ногами.
Иолай продолжал говорить словно старался подольше не признавать правоту своего друга.
— Вот видишь. Геракл? Она была в пещере.
Геракл кивнул.
— Она была… — Иолай заморгал — Она была… — Он прижал ладонь ко рту, посмотрел на девушку, словно видел ее впервые, потом закатил глаза и хлопнул себя ладонью по лбу: — Я идиот.
Никто ему не ответил.
— Знаешь, ты мог бы по крайней мере возразить, что я не идиот, — проворчал Иолай.
— Ты не идиот, — послушно произнес Геракл, роняя свою руку и качая головой. — Я и сам только что вычислил насчет Вениции.
— Ты догадался, — поправил его друг.
— Я догадался, — признался он.
Иолай отрывисто кивнул:
— Глаза, правда?
— Глаза. И рот. — Геракл беззвучно засмеялся. — Ты определенно дочь своего отца.
Вениция пожала плечами.
— Я, кроме того, испорченная бунтовщица, — заявила она, хотя ее губы дрожали, словно прогоняя улыбку. — Он работает так много, что почти не уделяет внимания ни маме, ни мне. И когда я услышала про Ротуса, я присоединилась к нему, хотя по-настоящему и не понимала, из-за чего весь сыр-бор. — Она хихикнула: — В то время мне даже не пришло в голову, что, если я присоединюсь к повстанцам, отец все равно меня не заметит, потому что я буду ряженая.
Иолай восхищенно смотрел на нее.
— Ну и как твой отец? Что-нибудь заподозрил?
— У меня пока еще есть голова на плечах? — ответила девушка. — Так что не думаю.
Геракл дотронулся до ее руки, привлекая ее внимание:
— Ты помогла нам возле конюшни.
Она кивнула; к ней моментально вернулась робость.
— Что произошло? Между тобой и твоими друзьями? И Ротусом?
Несколько долгих мгновений она смотрела на город, ежась от холодного ветерка.
— Поначалу все казалось забавным и увлекательным. По крайней мере, первое время. Потом… — Она откинула со лба упавшую от ветра прядь волос. — Что-то произошло, не знаю что, и все переменилось. Там есть парень, Якс; вы его еще не видели. Лучший друг Голикса. Мы всегда считали, что он самый главный, потому что он всегда давал нам инструкции.
— От твоего отца? — спросил Иолай.
— Вероятно, да. От кого же еще? И вот Ротус как-то решил, что Якс не знает, что делает. И когда Якса не было рядом, Ротус придумывал свои собственные планы. Они мне не нравились. Он хотел причинить вред людям.
Иолай не понял ее:
— Так почему же ты ничего не говорила?
— Ротус сказал, что перережет мне глотку.
Глаза Иолая округлились.
— Он… что? Так и сказал? Он? Неужели? — Его глаза сузились, лицо окаменело, но он больше не вымолвил ни слова, только зарычал.
Геракл недоверчиво покачал головой. Фемон оказался самым противным местом, какое ему доводилось видеть. В нем правил в мирное время тиран, оказавшийся не таким уж и плохим; орудовала банда разбойников, которая сама не знала, чего хочет но собиралась совершить переворот в городе; устраивался праздник, на котором раз в несколько лет приносилась в жертву его царица… Да еще вдобавок ко всему — мощеная улица без домов.
Все это было…
Его рот открылся.
Это было…
— Геракл?
Он снова смотрел на город и на море.
— Что с ним? — прошептала Beниция.
— Он думает.
— А-а.
— Нет, не просто «а-а», а «ой-ой».
— Ой-ой? — спросила она.
Иолай кивнул
— Ой-ой какие неприятности, — объяснил он.
— Но ведь неприятностей и так уже хватает.
Иолай покачал головой:
— Когда он становится вот таким, ты еще даже не представляешь, что такое настоящие неприятности.
Не обращая внимания на их комментарии, Геракл опустился на руки и колени и выглянул за край утеса. На море был отлив, и песок внизу почти высох; комки подсыхающих водорослей висели в тени зазубренных камней; острые края темно-бурых уступов торчали на поверхности утеса. Он не видел подошвы утеса из-за небольшого скоса и упрекнул себя за то, что не проверил это место прошлой ночью.
Иолай встал возле него на колени и вопросительно посмотрел на друга.
Геракл сел на корточки.
— Жертвенник, — пояснил он. — Здесь где-нибудь должен находиться жертвенник. Чтобы привлекать сюда Геру. — Он сделал жест рукой. — Все слишком открыто, Иолай, иначе мы уже увидели бы его.
— Жертвенник? — ахнула Вениция.
