Карен Монинг - В оковах льда

Выражение его лица смягчается. Он всегда так делает. Ему тяжело смотреть на меня и не сходить от беспокойства с ума. Во мне он видит своих детей. Джейни организовал безопасное убежище для ребятишек. Он и его жена отовсюду принимали сирот. Не знаю, как он кормит их всех. Но Джейни не так прост. Подозреваю, что у него тоже припрятаны целые склады провизии. До сегодняшнего дня, казалось, он, как и большинство из нас, играл по тем же правилам. Хватай как можно больше, но оставь немного другим.

Правил больше нет. Кто-то подчистую выгреб все полки. В цивилизованном мире так не делают.

— Да будь оно все проклято ко всем чертям, Дэни, я беспокоился за тебя!

— Не парься, Джейни. Я легко могу позаботиться о себе. Всегда справлялась.

Когда он смотрит, в его глазах всегда есть что-то, что заставляет меня неловко себя чувствовать, как будто он собирается по-отечески обнять меня и стереть пятно крови с моей щеки. Я встряхиваюсь. Правую руку уже покалывает от нетерпения выхватить меч и от этого все мое тело начинает зудеть в предвкушении.

— Вот она я. Не будем зря терять время. Каких Невидимых ты хочешь видеть мертвыми в первую очередь?

— Знаешь, почему мы сегодня не на охоте?

Не люблю, когда мне дают подсказки вместо ответов, поэтому, молча, смотрю на него.

— В клетках нет места. Освободи его для меня. И не уходи, пока не закончишь.

Он снова косится туда, где топорщится под моим плащом меч, а потом делает то, что и так часто делает. Окидывает взглядом своих людей и снова переводит взгляд на меня — все это с невозмутимым видом, словно теоретически оценивая риск. Он уже не видит ребенка. Он видит препятствие.

Я отлично его выучила. Джейни даже не осознает, что  делает это.

Он задается вопросом: что, если бы им удалось отобрать мой меч. Спрашивает себя: что будет, если он позволит своим людям убить меня, чтобы заполучить его. Если бы я указала ему на это, он до конца своих дней стал бы все отрицать. Он думает, что действительно заботится обо мне, и делает это должным образом. Думает, что хотел бы забрать меня домой к жене и сделать частью своей семьи, дать мне такую ​​жизнь, которой — он уверен — у меня никогда не было.

Но между нами стоит проблема длиной метр двадцать[22] сверкающего металла, метр двадцать обладающего огромной властью метала. Это все меняло. Я — уже не ребенок. Я — то, что стоит между ним и тем, что ему нужно, исходя из всех разумных и благородных побуждений. Он и сам не уверен, что не станет делать чего-то столь неправильного, преследуя эти свои разумные и благородные цели.

Мой меч и копье Мак уникальные два вида оружия, способные уничтожить Фейри. Что делает их поистине привлекательным объектом для обладания — не только в Дублине, но и во всем мире. А значит, Джейни в этом вопросе такой же, как Бэрронс. Он хочет убивать Фейри, а у меня есть способное на это оружие. И ничего не может с этим поделать. Он — лидер. И хороший человек. Каждый раз при встрече со мной, он инстинктивно оценивает, правильно ли поступит, если отберет его у меня. И в один прекрасный день он решится на это.

Я не осуждаю его.

На его месте я бы поступила так же.

Я вижу, когда он решает, что этот риск не оправдан, потому что все еще не уверен, что я не перебью кого-то из его людей, может быть, даже его самого. Отмечаю эти сомнения, роящиеся в его голове. В той части подсознания, где находятся все эти вещи.

Он говорит мне что-то умасливающее, только я не вникаю в смысл его слов. Джейни — один из хороших парней, ну, настолько хороших, насколько они вообще могут быть. Но это не делает его менее опасным. Некоторые люди считают, что я, малость, сдвинутая, со всеми своими суперспособностями. Я не такая. Я просто смотрю на людей немного предвзято. Просто, я куда больше знаю об этом хреновом мире, чем остальные, и подмечаю малейшие нюансы в их поведении — им жутко это не нравится, поэтому всякий раз, когда они смотрят на мой меч, на их руках непроизвольно сокращаются мышцы, словно представляя, как бы он ощущался в ладони, если его захапать себе, или, как они отводят глаза в сторону, словно говоря, как они рады, что это ответственность не их, а моя. Самый прикол в том, что их сознание и подсознание, похоже, настолько разделены, что совершенно не улавливают друг от друга сигналов. Словно конкурирующие чувства внутри них вообще не способны к мирному сосуществованию. Чуваки, и с ними так постоянно. А я как эмоциональный мячик для пинг-понга, целый день, прыгающий между ракетками — то не могу дождаться, когда у меня уже, наконец, начнется половая жизнь, то начинаю думать, что совокупление — грубейшая и самая мерзкая штука на свете. В понедельник я без ума от Танцора, во вторник я ненавижу его безо всяких на то причин. Я просто живу с этим, и наиболее часто испытываемое мной чувство — это попытки вести себя осмотрительнее и старание держать свой рот на замке, когда я на людях. Но у большинства людей их «Я» и «Супер-Я» живут в их головах, как в домах — на разных этажах, в разных комнатах, с заколоченными фанерой, запертыми между собой дверями, потому что думают, что они, вроде как, заклятые враги, которые не способны вместе ужиться.

Ро думала, что проблема целостности подсознательного и сознательного имела отношение к тому, почему я такая, какая я есть. Она сказала, что мое «неврологическое состояние синестезии»[23] полетело коту под хвост, со всеми видами перекрестного соединения участков моего мозга, которые стали напрямую влиять друг на друга. Старая ведьма всегда была готова меня психоанализировать (словно, к примеру, она была психом, а я — аналитиком). Она говорила мне, что мои «Я» и «Супер-Я» — лучший букет, они не только жили на одном этаже, но еще и делили кроватку.

Я не против. Это освобождает пространство для других вещей.

Я срываюсь с места, настраиваюсь на работу и приступаю к тому, что у меня выходит лучше всего.

Мачилову.

— Че это за место? — спрашиваю я Риодана. 

— У тебя самой по городу полно таких мест, детка.

Я не говорю «а то, как же». Кажется, в последнее время, все кому не лень, все обо мне знают. И он не говорит: «Ну, так у меня тоже». Когда Риодан сотрясает воздух, он делает это самым отвратительным способом. Каждое произнесенное им слово несет в себе философский смысл, пробивая меня на охренеть какую зевоту. Философствование в понимании Джейни — не поможет сохранению собственной шкуры, вот факты — совсем другое дело. Это совсем разные вещи. Раньше это был мой конек.