– Да, мне тоже тебя жалко, зверь. Но себя мне куда жальче.
Когда бутылка, принесенная Лиа, подошла к концу, Альберт подумал, что что-то все же нужно делать. Он даже пару раз, кажется, наорал на Марту, когда та пыталась его побеспокоить, окликнув из своей комнаты, но так и не спустилась.
Задумчиво обведя взглядом стол, Альберт поднялся, взял ведро с грязной водой, сгреб все со стола, не разбирая еду и посуду, не обращая внимания на пенные брызги. Очистив стол, он вышел на задний двор и, не глядя, выплеснул в яму все содержимое. Оставив перевернутое ведро у ямы, Альберт зашел в дом, накинул на плечи куртку и снова вышел. По дороге заглянул в пустой загон, стойкий запах из которого почти выветрился, перемахнул через забор, который без ключа не открывался, а в детстве казался просто непреодолимым препятствием на пути к свободе.
Тропинка в горы начиналась прямо от забора, по ней Альберт и пошел, поворачивая на заросшую, колючую и каменистую дорожку, по большой дуге обходя кладбище. Он поднялся выше, на уступ, нависающий над предгорьем, и сел на самом краю, свесив ноги. Прямо под ним раскинулось кладбище.
Половины имен тех, кто лежал сейчас под ним, Альберт не знал. Ему казалось странным спрашивать об этом родителей. Он даже не знал, где похоронена мать Лиа – на похоронах из всей их семьи был один Карел, его с Юнгой оставили дома.
Альберт примерно угадал кресты Лиама и Тиля и, совсем незаметный, крест человека, упавшего с неба. Кладбище двумя сторонами прижималось к горе, и рядом с могилой отца Альберт различил пустое место. Он понимал, для кого оно осталось, и ему было очень нехорошо от испытываемых эмоций: он ждал этого и очень боялся. Просто потому что не знал, куда ему в таком случае идти. И в то же время знал и очень этого не хотел.
Альберт подтянул колени к груди и сцепил руки в замок. Ему казалось, что он уплывает в теплое марево, и тут же его прошибало дрожью от холода. Наверное, он не заметил, как задремал, потому что кресты то удалялись, то приближались, неуловимо меняли форму, а потом и вовсе исчезали за горизонтом, вместе с Гором переваливая за зыбкую линию за башенками на стенах Завода. Завода уже не было, он пропал из сознания Альберта, как и все, о чем он очень не хотел думать, но не мог.
Завод вдруг встал перед его глазами, из-под земли появился Гор, за ним высыпали на подножие горы десятки могильных крестов.
Альберт поморгал, прогоняя сонную муть, пощипал замерзшие плечи и поднялся. Ему показалось, что он слышит тихий, но уверенный гул моторов.
С противоположной стороны на Завод налетели птицы. Они вынырнули из-под дымных облаков, клубами поднимающихся из заводских труб. Зашли на посадку, открыли люки, и оттуда посыпались листки бумаги. Альберт, во все глаза наблюдая за этим, подумал, что это очень странный способ доставлять в город бумагу. Только спускаясь к Гору и не чувствуя замерзших пальцев, Альберт задумался о том, почему он впервые увидел, как лодки пролетают над городом, и, уже заходя в дом, нашел ответ. Тот раз, когда все горцы наблюдали падение лодки, был единственным, когда клин шел с их стороны по прямой. Лодки, если и прилетали регулярно, шли из-за горы, по широкой дуге огибая ГорГор, и потом ныряли в смог над Заводом.
Притащив с улицы ведра с водой, Альберт поставил их на начинающую нагреваться плитку. В несколько подходов натаскав в кривоногую ванну горячей воды, он с удовольствием в нее погрузился. От воды даже шел пар, а постепенно отогревающиеся руки и ноги аж жгло, до того они болели от перепада температур.
Вдумчиво слушая шум воды, залившейся в уши, Альберт думал о том, когда он вот так вот спокойно лежал в ванне, а не быстро обливался из ведра после того, как вымоет Марту и отведет ее наверх. По всему выходило, что очень давно. Задолго до того, как он остался один.
Лежа в остывающей воде, Альберт поджимал ноги, чтобы не чувствовать набегающий холод, и не хотел вылезать, просто потому что не видел в этом смысла. В полной воды ванне было хорошо, и никто – давно уже – не мог его позвать, чтобы надавать заданий. Вот уже долгое время он сам давал себе поручения и сам думал, выполнять их или нет. И сейчас он решительно приказал себе встать, укутаться в полотенце и пойти нагреть себе еще ведро. Приткнув к ведру чайник, еще и чаю заварил.
Лежать в теплой воде, опираясь локтями о бортики ванной, и пить чай – это казалось Альберту чем-то странным и в меру извращенным, но он решил себе позволить небольшую глупость. Его даже Марта не зовет.
Альберт зачерпнул пустой чашкой немного воды и вылил себе на голову. Потом, набрав еще, снова опрокинул и вылил. Отфыркиваясь и вытирая глаза, Альберт откинул голову на бортик, прислушался к тишине дома. Он слышал, как капает с его волос вода. По крыше барабанил начавшийся дождь. Вот только, судя по тому, как задрожали стекла, это уже был мелкий град. И когда только погода успела так испортиться?
С трудом заставив себя выбраться на холодный воздух, Альберт старательно вытерся, разворошил старательно прилизанные мокрые волосы, быстро оделся и вроде бы даже не очень замерз. Сунув руки под мышки, он поднялся наверх.
– Марта? – он толкнул плечом дверь и вошел в комнату, тут же окунувшись в затхлую гнилую теплоту. – Ну, что такое...
Приложив усилие, Альберт открыл ссохшуюся форточку и убедился в том, что это действительно град.
– Похолодало, – он повернулся и подтянул одеяло повыше, укрывая чутко улыбающуюся Марту. – Может, сходим в ванную, пока комната проветривается?
– Не хочется что-то.
Марта приподнялась на локтях, неловко попыталась сесть, но не смогла и снова спрятала руки под одеяло.
– Мама, что случилось?
Альберт строго нахмурился, как, бывало, порой хмурился Тиль. Заметив это, Марта дрогнула.
– Ну вот, – она похлопала себя по бессильным ногам. – Отбегала свое.
И снова улыбнулась сыну.
– Мама, – потрясенно пробормотал он и как-то обиженно добавил. – Марта...
Альберт немного растерянно погладил Марту по натянутому поверх ног одеялу. Ему совершенно глупо казалось, что это может быть заразно. Напряженно сглотнув, он поднялся.
– Пойду, приготовлю поесть.
Альберт невольно оглядел Марту и увидел, что, укутывая ее плечи, из-за недостаточной длины одеяла оголил ступни. На пару мгновений вид потрескавшейся кожи на ногах вызвал у него отвращение, несколько секунд он порывался подтянуть одеяло, а потом, рассудив, что Марта все равно не чувствует ног, зато очень хорошо чувствует плечи, принялся пятиться к двери.
Марта смотрела на него задумчиво и спокойно. Наверное, она не хотела с ним разговаривать, раз ничего не говорила. Ну, а Альберту не очень-то и хотелось сейчас что-то слышать.
