Пребывая в смертном мире, Иоанн даже в обличье ястреба не утрачивал способности мысленного общения с остальными. Вот он оторвал взгляд зорких глаз от темноволосой принцессы, что вышла из врат довольно зловещего замка по правую руку от них, и повернулся к своей приятельнице Федре, устроившейся на ветке по соседству.
— Я верю, — ответил он ей.
Федра спросила:
— И что с того, если она… действительно?
— От этого все на свете зависит, — сказал Иоанн.
Он не преувеличивал. Если принцесса была той, за кого они ее принимали, это значило, что Убежище может быть спасено, а им выпадет шанс самим завладеть Родичами, не допустив, чтобы те угодили в недолжные руки.
С другой стороны, если смертный мир выцветет окончательно, Убежище, конечно, не падет вместе с ним, но постепенно сгинет. Уже ставшее тюрьмой, оно сделается их могилой.
Все мало-помалу выцветает и гибнет в отсутствие элементалей. Особенно то, чье существование зиждется на самой магии.
— А если она — не та? — настойчиво выспрашивала Федра.
— Тогда пиши пропало, — сказал Иоанн.
Шестнадцать лет назад он своими глазами видел знамения. Тогда даже звезды выстроились по-особому, празднуя рождение этой девчушки. Иоанн присутствовал при том, как ее похитили из колыбельки, как ведьмы — потомки изгнанной из Убежища — отняли ее у той, которая по законам плоти доводилась ей матерью.
Что верно, то верно: женщина ни малейшего понятия не имела, какого рода существо ей довелось подарить миру. Однако простые ведьмы не имели права забирать дитя и где-то прятать его, да еще и проливать по ходу дела так много крови. Ибо одна из ведьм, та, чье сердце было не чуждо добру, погибла от рук своей темной сестры.
Уцелевшая ворожка жива и поныне. И она наблюдала за девочкой. А Иоанн — за ними обеими.
Долготерпение было даром, который Хранители ценили превыше всех остальных. Но даже у Иоанна сердце в груди порой начинало трепыхаться. Он верил и наблюдал, дожидаясь знамения своей правоты. Знака, свидетельствовавшего, что эта девушка — та самая.
Он нипочем не сознался бы, что вера успела померкнуть, а колодец долготерпения почти пересох.
Взамен в душе пускало ростки новое и непривычное чувство — гнев. Что, если девчушка в итоге разочарует его? Окажется простой смертной? Очередной простой ведьмой — и не более?..
Слишком долгое пребывание в этом мире скверно сказывалось на Хранителях. Взять хоть гнев: верный признак, что Иоанну пора поскорее вернуться в Убежище — очистить себя от нежеланного и бесполезного чувства.
Быть может, он ошибался. Быть может, попусту тратил время, приглядываясь к девушке, как только она выходила наружу или появлялась на балконе, чтобы полюбоваться заснеженным садом под своими окнами. Быть может, зря следил за движением ее губ, когда она читала вслух или молилась ложной богине, отнюдь не стоившей такого ревностного поклонения…
Иоанну очень хотелось оставить ее и посвятить бесценные часы пребывания в этом мире чему-то иному, но он не мог.
Возможно, уже скоро все станет ясно. Но не теперь.
Он снялся с ветки и взмахнул крыльями, взмывая ввысь. Прекрасная темноволосая девушка смотрела на него с земли. На какой-то миг их взгляды скрестились…
Хранитель знал, что она увидела. Золотистого ястреба.
Мысль об этом почему-то больно кольнула его…
Люция стояла снаружи и смотрела на ястреба, уходившего в ясное синее небо. Пар дыхания облачками вырывался из ее рта. Она могла бы поклясться, что на какое-то мгновение ястреб посмотрел ей прямо в глаза.
Мимолетная мысль не задержалась надолго. Принцесса уже вглядывалась в даль, высматривала, не возвращается ли брат. Несколько недель она хранила свою жгучую тайну и не могла дождаться возможности облегчить душу. А там — будь что будет!
И конечно же, Магнус отсутствовал именно тогда, когда был ей нужнее всего! Она битый час разыскивала его по всему замку — и лишь для того, чтобы наконец узнать от кухонной прислужницы, что Магнус сопровождал отца на охоте. Спасибо и на том, что они вроде бы должны вскоре вернуться…
Его отлучка несколько удивила принцессу. Магнус никогда прежде не рвался с отцом на охоту. Его вообще не интересовала стрельба по живым мишеням. Люция даже спрашивала себя: неужели это гибель Тобиаса так повлияла? Ей ведь было известно — хотя и не полагалось знать, — что он доводился им с Магнусом единокровным братом. И вот Тобиаса похоронили очень тихо и быстро, к тому же никак не объяснив его внезапную кончину…
От подобных мыслей голова шла кругом, и Люция решила выбраться наружу, на свежий воздух, на холодное зимнее солнце, надумав быстрым шагом обойти дворцовую территорию. Ей вправду требовалось проветриться перед послеобеденными занятиями — изобразительным искусством, географией и, как ни печально, уроком вышивания. Люции редко удавалось пережить урок рукоделия, ни разу не наколов себе палец. Магнус никогда не обзывал ее неуклюжей, но истерзанные кончики пальцев свидетельствовали об обратном!
Слева от себя она заметила юношу, которого знала, — Майкола Трикаса. Люция вскинула руку и помахала ему, но он, кажется, не заметил и двинулся прочь.
Принцесса завернулась в подбитый мехом плащ, спасаясь от пронизывающего холода, и прибавила шагу, чтобы догнать паренька.
— Майкол! — с улыбкой окликнула она его.
Мерзлая земля похрустывала под кожаными подошвами ее башмачков. Несколько месяцев назад они с Майколом вместе брали уроки искусств. Вообще-то, отец был за то, чтобы вовсе отменить подобные занятия, но Люция умолила его их оставить, поклявшись, что цель уроков — не легкомысленное стремление к красоте, но лишь прикосновение к историческому наследию.
Майкол был сыном знатной четы, связанной с королем узами дружбы. И очень нравился юной принцессе, — помнится, он остроумно рассуждал о скульптуре. Они с ним целый час обсуждали набросок таинственного каменного колеса, покрытого резьбой, обнаруженного на промороженном севере Лимероса, в краях, где никогда не таяли снега. По слухам, это колесо происходило из самого Убежища — так называлось овеянное легендами волшебное место, укрытое далеко в Запретных горах. Там якобы жили вечные существа, наблюдавшие за миром смертных людей. Люции попадались на глаза довольно туманные тексты, утверждавшие: найти подобное колесо значило обнаружить место, отмеченное Хранителями как межевой знак в поисках утраченных Родичей. И это могло означать благословение либо проклятие — смотря по тому, в какие мифы верил нашедший.
Майкол был приглашен на праздничный пир в честь ее дня рождения. Он обещал заглянуть попозже, чтобы прогуляться с ней вместе и кое-что посмотреть в дворцовых садах, однако так и не появился, и Люция до сих пор не поняла почему.
Вот он обернулся ей навстречу, и вид у него был донельзя смущенный и робкий. Он кое-как пригладил растрепанные волосы пятерней.
— Принцесса Люция… Я счастлив снова вас видеть!
Она отбросила снедавшее ее беспокойство и решила держаться с ним открыто и прямодушно — насколько получится.
— Я тебя тысячу лет не видела, — сказала она.
— Ну…
— Ты никак прячешься от меня? — Люция попробовала улыбнуться, но мысль о том, что в этих словах может обнаружиться толика правды, тотчас расстроила ее. Так или иначе, она желала знать истину. — Я тебя чем-то обидела?
Он как-то странно фыркнул: похоже, это был нервный смешок.
— Ни в коем случае, принцесса…
— А я тогда ждала, что ты поведешь меня на прогулку.
Майкол недоуменно уставился на нее, после чего сказал:
— Я не… не понимаю…
Люция глубже просунула в рукава плаща замерзшие руки.
— Похоже, мы оба чего-то не понимаем!
— Но ваш брат сказал мне, что вы не хотите со мной никакого дела иметь…
Люция заморгала:
— Что-что?..
— Я пришел за вами, но он уверил меня, что… мое присутствие нежелательно. Сказал, что вы вроде как не желаете подавать мне ложных надежд. Что вы… как бы… предпочитаете прогулки в обществе других молодых людей, но ни в коем случае не со мной.
Недоумение принцессы уступило место полной ясности, а с ней и приливу жаркого гнева.
— В самом деле? — спросила она.
— Да, он так сказал.
Люция глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы унять внутреннюю бурю. Что-то странное начало с нею последнее время происходить. Что-то дивное… и такое, что приходилось от всех это утаивать.
Успокоив наконец дыхание, она прямо посмотрела на Майкола:
— Не стоило ему так с тобой говорить.
— Правда? — Лицо юноши озарилось робкой надеждой.
— А тебе, — сказала Люция, — не стоило брать на веру каждое его слово, не переговорив для начала со мной. Видишь ли, мой брат не распоряжается тем, когда и с кем мне встречаться. Я сама себе хозяйка!
