ничего не получилось, и он лишь, споткнувшись, сделал шаг туда, где тот стоял, прежде чем раствориться в воздухе.
Уоллес вытаращенными глазами оглядел пустую чайную лавку.
– Хм, – произнес он. – Алло? Где… куда вы подевались?
– Бу, – шепнул ему на ухо чей-то голос. Уоллес не то чтобы закричал, но взвизгнул. И чуть было не упал, разворачиваясь. Нельсон стоял за ним, выгнув кустистые седые брови.
– Как вы это сделали?
– Я призрак, – сухо ответил Нельсон. – И способен практически на все. – Он сделал вид, что снова замахнулся тростью на Уоллеса. Уоллес попятился. – Так-то лучше. Завязывай с этой дребеденью. Может, тебе здесь и не нравится, но это не повод для того, чтобы мучить нас. Или заткнись, или иди за мной.
– А почему это я должен куда-то с вами идти?
– О, не знаю, – сухо ответил Нельсон. – Может, потому что кроме тебя я здесь единственный призрак человека? А может, потому что я умер гораздо раньше тебя и мне известно куда больше, чем тебе? А может, еще и потому что я тоже не сплю и мне приятно скоротать время в твоей компании? Выбери что-нибудь одно, парень, или не выбирай ничего, но только прекрати свое инфернальное безобразие, пока я снова не огрел тебя тростью.
– А с какой стати вам помогать мне?
Брови Нельсона взлетели к линии волос.
– Думаешь, все дело в тебе? – презрительно фыркнул он. – Черта с два. Я помогаю своему внуку. И не смей забывать об этом. – И с этими словами он прошел мимо Уоллеса и зашаркал по коридору в переднюю часть дома, уши тапочек-кроликов взлетали и падали. – Помогать ему, – пробормотал он. – Пфф.
Уоллес смотрел ему вслед. Он предпочел бы не двигаться с места, но перспектива удара тростью казалась малоприятной. И он поспешил за стариком.
Нельсон с ворчанием опустился в кресло перед горящим камином. Аполлон лежал на боку рядом, его грудь медленно вздымалась и опускалась. Кто-то подмел стекло разбившейся лампочки и приглушил светильники.
– Сядь на стул, – сказал Нельсон, не глядя на него.
Уоллес вздохнул, но сделал, как было велено.
По крайней мере попытался.
Он подошел к ближайшему столику и потянулся к одному из перевернутых стульев. И нахмурился, когда его рука прошла сквозь ножку. Он, пыхтя носом, повторил попытку, но результат оказался тем же. Он попытался сделать это еще раз. И еще. И еще.
Уоллес слышал, как смеется Нельсон, но не обращал на это внимания. Если у Нельсона получается сидеть в кресле, значит, Уоллес тоже способен на такое. Нужно только понять, как это можно осуществить.
Спустя какое-то время он почувствовал еще большее раздражение оттого, что так и не смог ухватить стул.
– Принятие.
– Что?
– Ты признал, что мертв, – сказал Нельсон. – По крайней мере, чуть-чуть. И потому считаешь, что не можешь взаимодействовать с материальным миром. Твой мозг играет с тобой дурные шутки.
Уоллес фыркнул:
– А разве вы все не хотели от меня именно этого? Чтобы я признал себя мертвым?
Улыбка, появившаяся на губах Нельсона, ему не понравилась.
– Подойди ко мне.
Уоллес подошел.
Нельсон жестом велел ему сесть перед ним. Уоллес вздохнул, но выбора у него не было, и он опустился на пол. Скрестил ноги и положил руки на колени. Аполлон поднял голову и посмотрел на него. Его хвост барабанил по полу. Потом он, повернувшись к Уоллесу, перекатился на спину и задрыгал в воздухе ногами. Уоллес проигнорировал приглашение почесать псу живот, и тот жалобно заскулил.
– Нет, – сказал Уоллес. – Плохая собака.
Аполлон пукнул в ответ – громко и протяжно.
– О боже, – пробормотал Уоллес, гадая, где взять силы пережить ночь.
– Кто у нас хороший мальчик? – ворковал тем временем Нельсон. Аполлон чуть было не опрокинул Уоллеса, придя в восторг от похвалы.
– Так вы собираетесь помогать мне или нет?
– Попроси об этом вежливо, – отозвался Нельсон, откидываясь в кресле. – Нельзя пренебрегать хорошими манерами только потому, что мы мертвы.
– Пожалуйста, – сказал, стиснув зубы, Уоллес.
– Пожалуйста что?
Уоллесу захотелось, чтобы они оба были живы, дабы он мог убить Нельсона.
– Пожалуйста, помогите мне.
– Так-то оно лучше. Как тебе на полу? Удобно?
– Нет.
– Но ты сидишь на нем. И тебе это не кажется чем-то странным или неожиданным. Пол всегда на месте. И ты не задумывался над тем, что делаешь, до этого самого момента, правда же?
Правда. Он не задумывался над этим, а теперь вдруг задумался.
И потому внезапно почувствовал, что просачивается сквозь пол.
Он забарахтался, пытаясь найти точку опоры, ухватиться за что-нибудь, чтобы не падать дальше. Он провалился куда-то почти по грудь, и тут Нельсон, хихикая, протянул ему трость. Уоллес схватился за нее как за спасательный круг и выкарабкался из пустоты – только для того, чтобы снова начать проваливаться.
– Перестань думать об этом, – велел ему Нельсон.
– Не могу! – Вот и все, о чем он мог думать. И хуже того, он стал гадать, а что будет, когда он окончательно провалится, и тут вдруг коснулся ногами земли и стал проваливаться дальше.
Но не успел он достичь центра Земли и сгинуть (по всей вероятности) в ее расплавленном ядре, как Нельсон спросил:
– Тебе было больно умирать?
Он моргнул и крепко сжал трость.
– Что?
– Тебе было больно?
– Я… немного. Все произошло очень быстро. Только что я был здесь, а мгновения спустя меня больше не было. Я не понимал, что происходит. Но какое отношение это имеет к…
– А когда ты был здесь и сразу же не был, то какая мысль пришла тебе в голову первой?
– Что все это понарошку. Что произошла какая-то ошибка. А может, это просто страшный сон.
Нельсон кивнул, словно ждал именно такого ответа.
– А как ты понял, что не спишь?
Уоллес немного помолчал, сжав трость еще крепче.
– Я вспомнил кое о чем. О том, что слышал или читал… Что невозможно отчетливо видеть во сне свое лицо.
– А. А ты ясно видел его?
– Яснее некуда. Я видел вмятины на носу, оставленные очками для чтения. Щетину на подбородке и щеках. И тут я впервые заподозрил, что это не сон. – У Уоллеса в голове мелькнула мысль, которую он усиленно гнал прочь: – А потом… – Он сглотнул. – На похоронах. Мэй была… Я никогда не видел ее прежде.
– Вот именно, – сказал Нельсон. – Мозг – занятная штука. Во сне наше подсознание не способно создавать новые лица из ничего. Во сне мы можем видеть только тех, кого видели раньше, пусть даже мельком. А когда мы бодрствуем, то видим все отчетливо, потому что смотрим собственными глазами. Слышим собственными
