ушами, нюхаем собственным носом. А если мы мертвы, дело обстоит иначе. Начинать приходится с нуля. Приходится учиться хитростью заставлять себя верить в неожиданное. И надо же – у тебя это получилось. И это стало началом твоего пути.
Уоллес посмотрел вниз. Он опять сидел на полу. И пол был твердым под ним. И прежде чем подумать, что он снова вот-вот провалится, произнес:
– Вы заморочили мне голову.
– Но это сработало, правда же? – Нельсон пристроил трость у кресла. – Тебе очень повезло, что у тебя есть я.
– Да? – Уоллес, мягко говоря, сомневался в этом.
– Совершенно точно. Когда я умер, мне пришлось докапываться до всего самому. Хьюго был недоволен мной, но протестовал по минимуму. Ведь, в конце-то концов, о мертвых ничего не говорят, кроме хорошего. Мне потребовалось время. Я словно снова учился ходить. – Он хихикнул. – Я то и дело спотыкался. Разбил несколько чайных чашек, к огорчению Хьюго. Он любит свои чашки.
– Похоже, у него какая-то нездоровая увлеченность чаем, – пробормотал Уоллес.
– Он унаследовал ее от меня, – сказал Нельсон, и Уоллесу чуть было не стало плохо. Чуть было. – Это я научил его всему, что он знает. Ему необходимо было на чем-то сосредоточиться, и выращивание чая обеспечило ему это.
– Почему вы помогаете мне?
Нельсон наклонил голову набок:
– А чего бы не помогать? Помогать – это правильно.
Уоллес смутился:
– Но я ничего не даю вам взамен. Я не могу ничего вам дать.
Нельсон вздохнул:
– Это странный взгляд на вещи. Я помогаю тебе не потому, что мне что-то от тебя нужно. Честно, Уоллес. А когда ты в последний раз делал что-то, не надеясь на ответное благодеяние?
В 2006 году. В кармане у Уоллеса болталась какая-то мелочь, и это раздражало его. На углу рядом с его офисом попрошайничал бездомный. И он бросил мелочь ему в чашку. В общей сложности там было семьдесят четыре цента. Нищий поблагодарил его. И спустя десять минут Уоллес забыл о его существовании. До этого вот момента.
Он сказал:
– Не знаю.
– Хм. Это, несомненно, то… чем является. Ты кое в чем превзошел меня.
– Правда?
Нельсон кивнул в сторону светильников на стене.
– Закоротил лампочку. Разбил стекло. Мне потребовалось немало времени, чтобы научиться накапливать такое количество энергии.
– Я не хотел, – признался Уоллес. – Я не… Я злился.
– Это я заметил. – Нельсон опять нахмурил брови. – Лучше, по мере возможности, не поддаваться этому чувству. Оно может привести к ситуациям, которых лучше избегать.
Уоллес закрыл глаза:
– Мне кажется, это проще сказать, чем сделать.
– Так оно и есть. Но у тебя получится. Особенно если ты решишь не проходить через ту дверь.
Глаза Уоллеса распахнулись:
– Я не хочу…
Уоллес поднял руки:
– Ты все поймешь, когда придет время. Должен сказать, это просто замечательно, когда есть с кем поболтать ночью. Время летит быстрее.
– Годы, – уточнил Уоллес. – Вы сказали, что мертвы уже несколько лет.
– Верно.
В животе у Уоллеса что-то как-то странно зашевелилось. Подобно крюку, но только жжение было сильнее.
– Вы все ночи здесь проводите наедине с собой?
– Большинство ночей, – поправил его Нельсон. – То и дело объявляется кто-то вроде тебя, но надолго они не остаются. Это перевалочный пункт. Одна нога в одном мире, другая – в следующем.
Уоллес повернулся к огню, который почти потух.
– Я больше не хочу говорить об этом.
– А. Разумеется. А о чем ты хотел бы поговорить?
Но Уоллес ничего ему не ответил.
Он снова открыл глаза, услышав звон будильника где-то наверху. Снаружи все еще было темно, часы над камином показывали половину пятого утра.
Он так и не заснул. Как ни старался расслабиться, у него не получилось. Он совершенно не чувствовал усталости, но легче от этого не было. Его мысли блуждали где-то далеко, и он даже не задремал. Он снова и снова прокручивал в голове, что произошло перед самой его смертью, и гадал, что было бы, поведи он себя как-то иначе. Ничего умного ему в голову не пришло, и от этого он почувствовал себя еще хуже.
Трубы в стенах стонали и потрескивали – наверное, кто-то принимал наверху душ. Звук льющейся воды нагнал на него новую волну тоски. Он никогда больше не будет принимать душ.
Первой сошла вниз Мэй. Аполлон приветствовал ее вилянием хвоста. Она зевнула и погладила его по голове, челюсть у нее хрустнула. На ней был не костюм, как вчера, а черные слаксы и накрахмаленная рубашка с белым воротником, а поверх этого фартук, такой же, как на Хьюго предыдущим вечером.
Нельсона в кресле не было. Уоллес не слышал, как он ушел.
– Почему ты лежишь на полу? – спросила Мэй.
– А почему мы делаем то, что делаем? – уныло ответил Уоллес. – Что ни делай, все бессмысленно.
– Ох, чувак. Тебе должно быть еще далеко до экзистенциальной тревоги. По крайней мере дай мне как следует проснуться, прежде чем я займусь твоей печалькой.
Он снова закрыл глаза.
И открыл их, почувствовав, что на него кто-то смотрит.
Рядом с ним стоял Хьюго, одетый как и днем раньше. Новой была только ярко-розовая бандана у него на голове. Уоллес не слышал, как он подошел. Он посмотрел на соединяющий их трос.
Хьюго улыбнулся:
– Ну что такое?
– Как вы можете оставаться таким спокойным? – спросил Уоллес.
– Напрактиковался, – со смешком сказал Хьюго и похлопал себя по животу. – Ну давайте, вставайте.
– Зачем? – Он еще крепче обхватил ноги.
– Затем, что я хочу показать вам кухню.
– Кухня есть кухня. Если видел одну, то видел и остальные.
– Сделайте одолжение.
– Не хочется.
Хьюго кивнул:
– Ну как знаете. Аполлон!
Пес вбежал в комнату сквозь ближайшую стену, и Уоллес вскрикнул от неожиданности. Аполлон делал вокруг него круги и обнюхивал ноги и руки. Закончив с инспекцией, он уселся рядом с Хьюго, одно его ухо завернулось.
– Хороший мальчик, – похвалил его Хьюго и кивком показал на Уоллеса. – Лизать!
– Что? Подождите, не надо! Не надо меня лизать! Нет…
Аполлон принялся яростно облизывать его. Пуская слюни, он прошелся языком по лицу Уоллеса, а потом переключился на руки, которыми Уоллес пытался защититься от того, что, несомненно, можно было классифицировать как нападение с применением собаки. Он пытался оттолкнуть пса, но Аполлон был тяжелым. Воняло у него изо рта невыносимо, и Уоллес на секунду испугался за свое дыхание – ведь он несколько дней не чистил зубы. Но эта мысль быстро покинула его, когда он открыл было рот, чтобы закричать и собачий язык скользнул по
