Глубокие карие впадины уставились на меня в упор:
— Вы хотите сказать, что он не дает ему крови?
— Я думала, мы говорим о сексе.
— Одно и то же.
— Если вы считаете, что пить кровь — то же самое, что заниматься сексом, то среди нас извращенец — это вы.
— Анита! — напомнила о себе Айрис так, будто она моя мама. И будто когда-нибудь такой тон на меня действовал.
— Нет-нет, не мешай ей, — сказал он, — это я начал. — Он снова посмотрел на меня: — Но вы ведь закончите?
— Это уж не сомневайтесь.
Он улыбнулся — едва заметно.
— И вы правда девушка моего сына?
— Что я должна сделать, чтобы доказать вам и той его сестре, что мы встречаемся? Я — женщина молодого возраста, и мы — любовники. Наверное, меня можно назвать его девушкой, хотя сам термин сильно отдает средней школой, не находите?
— Нахожу. — Он снова улыбнулся, протянул руку, будто чтобы потрогать шрамы, но остановился.
У меня за спиной кто-то ахнул. Я обернулась — миссис Шуйлер стояла, прижав руку ко рту, и глаза у нее стали удивленные.
Джейсон одернул на мне жакет:
— Она заметила пистолет.
— Пистолет! — повторила Джулия.
Джейсон помог мне опустить рукава, и шрамы снова стали невидимы. Кроме того, что на правой ладони. Этот остался с тех пор, как один вампир попытался меня подчинить своей воле, и кто-то мне сунул в руку крест. Вампир не отпускал меня до тех пор, пока крест не вплавился в мякоть.
— Я не хожу невооруженной, — спокойно объяснила я.
Джейсон поцеловал меня в щеку, и я встала опять с ним рядом.
— Я отвезу Аниту в отель, утром мы улетаем.
— Останьтесь на пару дней, — попросил его отец почти безэмоциональным голосом. Но мать и сестра застыли, будто это просто предложение значило намного больше, чем можно было бы подумать.
Джейсон прильнул лицом к моей шее, снова вдохнул аромат кожи, будто опять идет на погружение. Я почувствовала, что это прикосновение и вдох ему нужны, чтобы голос остался спокойным:
— Завтра мы не улетим, а дальше — не знаю. У нас у обоих есть работа.
— Завтра увидимся, — сказал отец.
— Наверняка, — кивнул Джейсон.
Мы пошли к двери. Отец сказал ему вслед:
— Рад видеть, что ты постригся.
Джейсон оглянулся — недружелюбно:
— Знай я, что приеду, я бы их давно уже начал отращивать снова.
— Потому что знаешь, что мне нравится короткая стрижка.
— Нет, потому что ты считаешь, будто с длинными волосами я слишком смазлив для мужчины. Анита любит длинные.
— Зачем ты тогда их обрезал? — спросил отец.
— Для разнообразия. Завтра увидимся, па.
— Я буду здесь.
Мать Джейсона попыталась нас проводить, но отец сказал: «Айрис!» — и она вернулась. Только помахала нам рукой со словами:
— До завтра… всего хорошего.
Джейсон не ответил.
Джулия проводила нас из палаты и крепко обняла обоих. Джейсон обнял ее в ответ, я тоже постаралась.
Питерсон и человек в костюме тут же пристроились по бокам от нас. Джейсон продел мою руку под свою, чтобы иметь возможность ее коснуться. Он хранил ледяное спокойствие, спускаясь в лифте и выходя в вестибюль, и почти такое же, когда мы сели в машину.
Питерсон закрыл дверь. Мы остались одни. Джейсон держался, пока не завелся мотор, и тут у него затряслись плечи. Закрыв лицо руками, он расплакался, зарыдал, трясясь всем телом, вздрагивая и дергаясь.
Я тронула его за плечо, и он отдернулся. Я попробовала еще раз, и он свалился боком мне на колени, и я обняла его, пока он плакал. Я его обнимала, его сотрясали мощные спазмы, но вслух он не рыдал. Тело его будто рвало горем на части, но крик он сдерживал. Он плакал так, будто его научили не привлекать внимания к своему горю. А то если будет шум, придут узнать, зачем ты льешь слезы.
Можете считать это интуицией, но наверняка Франклин Шуйлер считал, что мальчикам плакать не положено. Особенно этому маленькому, слишком красивому, слишком не похожему на него сыну.
Слезы стали иссякать, и наконец он просто лежал у меня на коленях, очень тихо, будто со слезами вся душа из него вытекла. Я гладила его по волосам, что-то приговаривала бессмысленное, как бывает, когда знаешь, что ничем не унять боль огромного страдания. Что-то вроде тихого «все будет хорошо», хотя знаешь, что совсем не хорошо и никогда уже не будет, да и не было, наверное.
Питерсон открыл для нас дверь. Джейсон вытер лицо и сел. Женщина на его месте спросила бы, видно ли на лице, что она плакала, но он не женщина и спрашивать не стал. Мы вышли, держась за руки — нас привезли снова в гараж отеля, а я даже не заметила. Мир сузился до лежащего у меня на коленях Джейсона и его горя.
Питерсон провел нас по черной лестнице, и это значило, что в вестибюле могло происходить какое-то событие, связанное с настоящим Саммерлендом. Что и хорошо: с меня пока хватает зрелищ, вполне готова поменять их на хлеб.
Питерсон и костюмный подождали, пока я ключ-картой открою дверь. Подождали, пока мы войдем в номер. Я даже думала, не проверят ли они номер, но они против этого искушения устояли. Очко в их пользу.
— Спасибо, — сказала я.
Питерсон протянул мне визитку:
— Если будут еще какие-то инциденты с прессой, звоните. У нас ожидается совершенно сумасшедшая неделя, и очень неудачно вышло, что она как-то зацепила вашего друга и его отца. Губернатор решительно настроен помочь вам не попадать под прожектор.
— Я очень благодарна вам, мистер Питерсон.
— Это моя работа, миз Блейк.
Я кивнула:
— Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Я закрыла дверь, заперла ее, задвинула щеколду наверху. Всегда запираюсь наглухо. Да, большинство тех, за кем я охочусь, могли бы эту дверь высадить без проблем, но никогда не знаешь наверняка. Среди врагов попадаются и люди.
Сегодня ночью я врагов не ждала, но ведь я и днем не ждала, что надо будет пускать в ход оружие. А с собой его прихватила.
Джейсон ушел в ванную и закрыл за собой дверь — послышался шум воды. Я бы не стала его трогать, но есть хотелось. Я постучала.
Шум воды стих.
— Да?
— Я буду заказывать еду в номер, тебе чего?
— Я не хочу.
— Надо есть, Джейсон. — Это не было обычное «надо есть». Оборотни лучше контролируют своего зверя, когда живот полон. Один голод разжигает другой, и бездна призывает бездну.
— Что-то меня ничего не манит, Анита.
— Я знаю. — Я прислонилась к двери лбом. — И очень тебе сочувствую.
Слышно было, как он идет к двери, и я отодвинулась, чтобы он меня не стукнул.
— По поводу чего, Анита?
