– Ерунда какая-то, – перевёл я дух. – Давайте лучше выпьем!
– Я не против. Но потом, может, объяснишь?
– И не подумаю. Потому, что не понимаю. Вы мне скажите – бусы зачем было…? И кто потом настучал?
Я уже чувствовал, что набрался. Да и вся эта информация наваливалась какой-то бредовой дичью. Но надо же разобраться! Вот… к примеру… эээ… бусы. Ведь, если бы я не поменял, ну, докопался бы Чума? И пусть бы… А то эти… каптёрщики получат по вышаку. Нет по пожизненному.
– Нам надо будет вытаскивать ребят. А для этого нужны будут улики. Это – страховка. Ты знаешь, что все эти трассологические и одорологические экспертизы дали положительные результаты?
– Собака понюхала салон и потом облаяла этих обвиняемых?
– Вроде того.
– А вы за это время далеко продвинулись?
– Я всё и про всех знаю. Но – бездоказательно. Знаешь, и это – не первый случай.
И мы с тобой свершим свой праведный суд, а?
Он уже тоже заметно опьянел. Или притворялся? Хотя, мы уже на равных выкушали бутылку дорогого коньяка и когда Колобок, тьфу, Бычёк, пошёл к бару ещё за одной, его здорово покачивало. Наполнив рюмки, хозяин поднял свою, посмотрел на свет и изрёк:"Виновные будут наказаны, а невиновные спасены". Мы сделаем это?
– О чём речь!
– Значит, ты в команде?
– Ну, конечно!
– Хорошо. Где бусы?
– Завтра будут здесь. А почему такая особая важность? Я понимаю, что дорогие…
– Я же всё объяснил. И доходчиво. Всё. Завязали?
– Всё.
– Жить будешь у меня. Ты же теперь, как это… Рыцарь, лишенный наследства?
Извини, если задел. Пойдём, покажу где будешь спать.
Мы поднялись по узенькой крутой лесенке на второй этаж – здесь оказалась спальня, ещё один санузел, и небольшая комнатка, типа детской, сейчас заваленной книгами.
– Ты спишь здесь. Завтра я с утра – по делам. А ты отоспись, – и вперёд за бусами. А я сейчас свою Альбу покормлю, выпущу. Страж мой неподкупный. Всё самое ценное охраняет. Утром назад, в вольер загоню. Так что, не беспокойся. Завтрак там, на кухне оставлю. Не стесняйся. А вечером жду. Самого главного я ведь и не рассказал.
Наклонившись ко мне, уже сидящему на кровати, он прошептал:
– Всё это пыль. Самое страшное и непонятное – пропадают дети. По всему миру. Я тут по одному… из наших бонз… не скажу кого… пытался помочь, поэтому на Интерпол дали выход… Десятки. Лучших. Бесследно.
Но об этом – завтра вечером, да?
Но завтра вечером я не пришёл. Так получилось. Нужны были оборотные средства. И я в очередной раз пошёл почистить казино. Я уже говорил вам, что одной из прорезавшихся странностей оказалось моё зрение. Естественно, что видя сквозь бумагу, я видел и надпись на её обратной стороне. Карт это тоже касалось.
Поэтому я время от времени пополнял свою казну за счёт казны сбрендивших на этом деле толстосумов. Но, знаете, неприятно всё-таки. И азарта никакого. Уж очень фора солидная. Всё равно что со слепым… ну, фехтовать что ли? А засиделся потому, что уж очень азартен этот "слепой" оказался. Фишка в том, что я никогда по крупному не выигрываю. Зачем дразнить гусей? Поэтому, загребёшь тысяч сто баксов – и спускаешь понемногу, чтобы с десяткой остаться. И ты в выигрыше и визави счастлив. А этот – вообще какой-то непутёвый оказался. До пятисот тысяч дошли, пока я, наконец, не умудрился более-менее всё вернуть. Ну, двадцатка из пятисот, это так себе, да? А потом – "спасибо" и " за мой счёт". Тоже сразу не уйдешь. Интересный мужик оказался. Из этих, "газовиков". И жена оказалась "у-у-ух ты!". Рулеткой нервы себе щекотала. А потом – к ним домой, продолжить знакомство.
А утром – шампанского на больную голову. И лёгкая домашняя банька с джакузи. Нет, с банькой Бычка не сравнится, но и сравнивать не надо. Здесь так, баловство. Но иногда и это необходимо. А ещё – томный взгляд Нелли напоследок: "Приезжайте.
Всегда рады будем вас видеть. Только вот Саша завтра уезжает на этот свой подводный газопровод. Аж на месяц…".
Намёк-то понятен. Но, знаете, говорил я как-то, брезглив я к таким делам.
Старомоден. Поблагодарил, пожал руки. Запомнил сотовики. Предложил звонить, когда вновь соберутся в казино: " Мы с тобой, Саш, в паре кого угодно!". В общем, зарулил я к Бычку уже на следующий вечер. Точнее, к нему домой. Ещё точнее – к его дому. Потому, как даже во двор не пустили. Возле калитки стоял мрачный мент и на вопросы: "Что случилось? Где хозяин?", как в старые добрые времена ответствовал: "Проходите. Не положено". Правда, тут же, как из-под земли вынырнул серенький востроносенький опер с вопросом: "А вам зачем?" – Даже так? – изумился я. – Ладно…
– Нет, вы подождите! Что значит, "даже так"?
– Ну, когда у входа в дом стоит милиция, а ребята в гражданском задают вопросы, значит хозяина уже увезли, или вот – вот увезут. Если не секрет, куда?
– Большого секрета нет. А не позволите поинтересоваться, с кем имею честь?
– Взаимно.
– Старший оперуполномоченный майор Кудрин.
– Вайсс Виталий Леонидович.
– Вайсс Леонид, писатель, отец ваш? Хорошие книги пишет.
– Писал.
– Что? Умер? Извините. Пропустил. Много работы. Мои соболезнования… Да…
Все мы смертны… Вот и он… А вы по какому вопросу, собственно?
– Вы сказали… Вы про кого сейчас сказали?
– Да про хозяина, конечно, про Бычка. Убили его этой ночью.
– Как… кто… кто занимается?
– Лично Чумак примчался.
– И он сейчас там? Проведите меня к нему!
– Не уполномочен. Только если важные свидетели.
– Доложите, скажите, что важный.
– Ладно, ждите.
Убили… За что? Нет, глупый вопрос. Уж кого – кого, а у него врагов хватало.
Кто? В смысле, кто конкретно?
– Проходите.
В вольере бегала, поскуливая, овчарка, во дворе стояли впритык несколько автомобилей. Заехали, чтобы не смущать других жителей этого довольно престижного посёлка.
– Ну, заходи. Что расскажешь?
– Можно взглянуть?
– Валяй. В принципе, всё осмотрели и всё зафиксировали.
Разгром. Просто какой-то дикий разгром. Хотя нет, не дикий. Что – то искали. А несчастного моего несостоявшегося шефа уже положили на носилки и укрыли простынёй.
– Можешь взглянуть, что с ним сотворили, – приподнял простынь Чума.
О, Господи! О Господи! Это же…
Чума вышел за мной чуть позже. Подождал. Покачал головой.
– Слабак!
– Нет, я вообще-то… Просто неожиданно…, – оторвался я от поддерживавшей меня скамеечки.
– Его очень круто пытали. Всё это, что ты видел – пожизненное. С него доставали и ему же показывали, и ему же…
Новая волна дурноты вывернула меня на изнанку.
– Кто? – простонал я, пытаясь отдышаться.
