– Слуга Аскольда? – с ударением на первый слог переспросила княгиня.
– Я понимаю ваше замешательство, ваша светлость, но я из тех, кто считает, что господина определяет не чистота крови, а дух, – мой Мастер приложил кулак к сердцу.
– Достойная точка зрения, – ответила Надежда Григорьевна.
Да уж, Ярый в самом деле Ярый. Сказать такое в лоб представительнице очень древнего рода…
Я не знаю, сколько минут потребовалось на перелёт до Московской усадьбы Оболенских – мой мозг решил не грузить лишние фоновые программы и не засекать время. Когда вертолёт приземлился на вертолётную площадку, нас уже встречали Слуги с носилками.
Но я отказался от носилок и пошёл в палату своим ходом.
Да, в особняке Оболенских две комнаты были оснащены всем необходимым медицинским оборудованием и отданы под палаты.
Я самостоятельно разделся под изумлённым взглядом зашедшей женщины‑врача, смыл в раковине большую грязь и, наконец, рухнул на высокую кровать.
И только тогда позволил себе расслабиться. Смутно помню, у меня взяли кровь для анализов, вводили какие‑то лекарства, поставили капельницу… Я доверял Оболенским, насколько мог. И почти был уверен, что плохого они мне не сделают, так что не сопротивлялся.
Раньше я всегда отказывался от медицинских препаратов, не знаю до конца, как они действуют и как подействуют на меня, но сейчас мне хотелось хоть как‑то снизить нагрузку на тело. В крайнем случае крохотными шажками смогу восстановить себя с помощью альтеры. Если боль и обессиленность не будут сбивать концентрацию.
Но вообще я рассчитывал на способности целительниц. Великая княгиня попросила принять первую помощь от Варвары, вместо того чтобы сразу дёргать Веронику. Варвара более опытная, а Вероника сохранит запас сил для моего последующего лечения. Я попросил Ярого связаться с Вадимом, чтобы он передал Ладиной волю Господина – сидеть дома и не высовываться.
Наконец, пришла целительница Оболенских. Открыв глаза, я вяло ей улыбнулся. Хотел поздороваться, но…
– Давай без лишних слов, герой. У меня небольшой должок к твоей девчушке за то, что тогда помогла Лине. А значит и к тебе. Так что расслабься и получай удовольствие, – произнесла она предельно серьёзно, быстрым шагом подойдя к моей кровати.
И скрупулёзно принялась восстанавливать моё брюхо.
Ощущая приятное тепло, я терял сознание. Форкх меня дери… Полевой врач Оболенских обмолвился, что моя рана самая страшная у всех переживших сражение, кого он видел.
Это ж надо было так подставиться…
Но я готов вытерпеть сколько угодно дыр в животе, если это поможет спасти близких и друзей.
* * *
Мне снился приятный сон. В нём мы с Софьей гуляли по цветущему полю, веселились, обнимались и целовались.
А потому вдруг картинка поменялась, и вот грустная Троекурова сидит возле моей кровати и гладит меня по руке.
До меня не сразу дошло, что сон смешался с реальностью. Что Софья действительно сидит в моей палате рядом со мной.
– Приветствую самую прекрасную княжну этого мира, – с трудом проговорил я, разлепив веки.
Девушка вздрогнула и изумлённо уставилась на меня.
– Рад вас видеть, Софья Антоновна, – я улыбнулся.
– Вам сложно говорить. Вот возьмите. Варвара Семёновна передавала, что пить вам можно. Но понемногу, – она протянула мне поильник.
Смочив горло водой, я почувствовал себя гораздо легче, затем прислушался к собственным ощущениям. Рана, нанесённая Мастером, до конца не излечена; полный энергетический дисбаланс во всём теле; мышцы, кости – всё ноет даже под обезболивающими.
Но Варвара здорово потрудилась. Пожалуй, всё‑таки получится сегодня переместиться домой и продолжить лечение уже там.
Но сейчас важнее другое.
Оторвавшись от поильника, я снова посмотрел на Софью.
Встревожена. Глаза красноватые…
– Спасибо за воду, Софья Антоновна, – проговорил я, вернув ей поильник.
– Не нужно благодарить за такую ерунду. Как вы себя чувствуете?
– Сносно. Так что не стоит за меня переживать.
– При всём уважении, Аскольд Игоревич, я сама решу, за кого мне переживать, – проговорила она, поставив поильник на стол. – Алиса мне все рассказала. Она корит себя за то, что втянула вас во всё это.
– Дурёха она, – хмыкнул я. – Если бы она не попросила помощи, уже бы и не смогла себя корить.
– Я примерно так ей и сказала, – кивнула Софья. – И… я тоже благодарна вам за помощь моим подругам. Мне рассказали, как вы доблестно сражались.
– Яна? – догадался я.
– Да. Она так впечатлилась, что даже предположила, будто бы вы, как Легендарные предки, рождены от бога.
– Моему отцу, будь он жив, было бы приятно такое лестное сравнение, – усмехнулся я.
– Но ведь он обычный простолюдин? – невпопад спросила Софья.
– Обычнее некуда, – кивнул я. – Ну а как остальные Оболенские?
– Терпимо. Правда… Машу тоже впечатлил ваш бой. Но несколько иначе, – покачала головой Троекурова.
Одну из близняшек? Ту, что была в сознании?
– Испугалась? – спросил я.
– Откровенно говоря, да. Не каждый день видишь, как человек отрывает Мастеру руку, а затем и голову.
Ну что ж… естественная реакция.
– А… вас не пугают такие рассказы обо мне?
Софья посмотрела мне прямо в глаза, едва заметно улыбнулась и покачала головой.
– Вы – воин. И я рада, что именно вы отрываете головы врагам, а не наоборот.
Ну что за прелестная девушка!
– Рад слышать.
– А я рада, что даже после такого сражения, вы не унываете и идёте на поправку.
– А ещё мне очень приятно было проснуться и увидеть вас, – я снова улыбнулся.
Щёчки Троекуровой предательски покраснели, и она отвела взгляд.
– Но мне любопытно, – продолжил я, – вас не смущает, что теперь все в доме Оболенских могут предположить, что вы сделали мне интересное предложение?
В том, что Софья поделилась этой новостью с Алисой, я почти не сомневался, но акцентировать на этом внимание не стал.
Девушка встрепенулась. Смущение как рукой сняло, и вот передо мной сидит гордая Царица Лицея.
– Пусть предполагают, – твёрдо ответила она. – И что? Тоже захотят вам что‑нибудь предложить? Так пусть и предлагают. Решение всё равно принимать вам.
– Уже принял, – спокойно ответил я. – И хочу вам его озвучить. Собственно, вчера я и шёл в учсовет, чтобы попросить вас ничего не планировать на следующую пятницу – на девятнадцатое число.
Софья хлопнула ресничками, «сморгнув» всю свою холодную стать. Последнее время рядом со мной она быстро превращается в милую влюблённую девушку.
– Ничего не планировать? – переспросила она. – Вы… хотите меня куда‑то пригласить?
– Именно. На ужин в ресторан.
Троекурова тяжело вздохнула, а затем, покачав головой, произнесла:
– Аскольд Игоревич, право слово. «Ничего не планируй, мы пойдём в ресторан» – оксюморон. Мне как минимум нужно запланировать подготовку к этому мероприятию.
– Я всё подготовлю, – усмехнулся я, понимая, куда она клонит.
– Но себя к выходу могу подготовить только я сама, – ровным тоном сказала она, а затем едва заметно улыбнулась. – Заберёте меня из московской усадьбы рода. Я отправлю вам адрес.
– Если вам так будет удобней, – тепло ответил я.
– А теперь с вашего позволения, я оставлю вас отдыхать. Скорейшего выздоровления, Аскольд Игоревич.
– Спасибо за заботу, Софья Антоновна.
* * *
Вечером в среду, семнадцатого февраля, после семейного ужина Первый вице‑канцлер Российской Империи – Дмитрий Александрович Годунов, по обыкновению направился в малую гостиную Кремлёвской резиденции своего рода. Там он и нашёл самого влиятельного человека Империи, а по совместительству своего отца.
– Ну, как прошёл день? – спросил Дмитрий Александрович, заняв свободное кресло. «На работе» отцу с сыном не всегда удавалось увидеться, а дома обсуждать дела было принято только после ужина.
