зацепился когтями за порог, запутался в сумках и рухнул на землю носом.
При падении вещи не пострадали, благо, были упакованы, и Ёжик также остался цел, а вот прелестное видение исчезло без следа. Покупатель вздохнул с оттенком то ли грусти, то ли романтики, вновь взвалил на плечи приобретённое и поплёлся в сторону мастерской Дубнера.
Мастерская эта располагалась в подземелье, недалеко от места жительства Меда с женой. Мед, как санитар леса, подтаскивал домой всякую всячину; не сказать, что бы он имел на такие поступки право, однако кого и когда это останавливал? И кое-что из добытого медведь отдавал Дубнеру, в обмен на разные полезные и редкие вещицы: чашки ручной работы, кофемолку, картины, приборную панель для стиральной машины... недаром бобёр был электриком и, что называется, мастером на все руки.
К тому моменту когда Ёжик, пыхтя и отдуваясь, вошёл в мастерскую и бросил покупки на пол, его друг давно разобрался с защиткой для гитары; с листовками он тоже закончил и теперь занимался, так сказать, их продвижением.
- Вот, тридцать штук. – Дубнер передал результат трудов стоящему тут же Меду.
- Не маловато? – засомневался тот.
- Для начала нормально. Расклей на главной площади и вблизи неё. Сделаешь – соберу для тебя бесплатно соковыжималку.
- Площадь патрулируют, - неуверенно произнёс санитар леса.
- Соковыжималку и кухонный комбайн.
- А кого поймают за расклеиванием...
- Слушай. – Дубнер крутнулся на вертящемся кресле и поднял защитную маску. – Полиция следит за площадью только днём, ночью никому это счастье не нужно.
- Э-э. Значит, идти ночью. Понял. – Мед почесал ухо. – Только комбайн с выжималкой не забудь.
- Когда я забывал? – недовольно отозвался Дубнер и, отвернувшись от удаляющейся спины Меда, обратил взор к Ёжику: - О, привет выступающим! Закупился?
Ёжик красноречиво отдувался.
- Вижу, что да. – Бобёр покивал. – Ну, сегодня больше ничего делать не будем – выступление назначено на завтра, на утро.
- А почему на утро?
- А в какое время на площади больше всего народу? Утром, когда идут на работу, и вечером, когда с работы возвращаются. Да и листовки не сразу сработают.
- Логично. Эм... а защитные аксессуары готовы?
Дубнер разулыбался.
- Пойдём покажу.
Он неуклюже поднялся с кресла и прошлёпал в дальний угол мастерской.
- Вот, гляди.
Кейс, изготовленный бобром, смотрелся настолько презентабельно, что даже (Ёжик подыскал слово) выпендрёжно: деревянный, твёрдый, прочный, тёмного цвета, с большими серебристыми буквами «DubnerWeathercaster» и надёжной подвижной квадратной ручкой.
- Красота-а... – Ёжик залюбовался. – А где гитара?
- Открой коробку – найдёшь подарок, хе-хе.
Ёжик послушался: щёлкнул поблёскивающими в свете рабочей лампы застёжками и, получая удовольствие от малейшего мига и миниатюрнейшего события, связанных с гитарой, открыл футляр. Внутри лежала она – почти такая же, как и была, да не совсем; теперь тонкие залакированные деревяшки, посаженные на суперклей, полностью повторяющие контуры гитары, предохраняли музыкальный инструмент от капризов природы. И не только: если верить замечанию Дубнера, «Везеркастер» стал прочнее, а звука у него прибавилось – бобёр почувствовал это, сыграв на гитаре чуть-чуть и по-своему, без Ёжиковой магии. Части же, что не удалось защитить сходным образом, мастер покрыл особым быстро схватывающимся раствором собственного изобретения.
Ёж дёрнул верхнюю, самую толстую струну, - и заслушался. Звук, несомненно, приобрёл в глубине, продолжительности и выразительности.
- Но... как объяснить такое изменение? – вопросил владелец «Везеркастера». – Ведь нет объективных причин...
Дубнер пожал плечами и просто ответил:
- Похоже, она ждала этих изменений. Гитара знала, что делать, когда они произойдут.
Ёжик потрясённо молчал.
На следующее утро солнце опять забавлялось в зените, однако весело было, похоже, только одному светилу; жители Леса, не разделяя его радости, ходили нараспашку, обмахивались самодельными веерами и кляли жару. Наскоро позавтракав (чтобы не перегружать желудок перед концертом), Ёжик отправился в комнату, переодеваться. Дубнер воспользовался этим, чтобы ещё более размеренно доесть свою порцию, что составляла три Ёжиковых завтрака. Ничего странного, ведь продюсеру не предстояло выступать на сцене вместе с подопечным.
- А всё же, - донёсся из комнаты голос, перемежаемый приглушёнными чертыханиями, когда Ёжик пытался натянуть купленные вчера вещи. – Всё же откуда у нас знания, затерявшиеся, казалось бы, в суматохе и толчее веков? Откуда нам известны тайны, которых, возможно, никогда и не существовало в нашем мире? Ёлки-палки!
- Думаю, настанет подходящий момент, и мы всё узнаем, - отвечал Дубнер, моя грязную посуду. – Ты оделся?
- Нет... ох, забодай меня пчела!
- Зачем?
- Погоди, не надо помогать...
- Я и не собирался.
- ...сам попробую справиться.
Дубнер пожал плечами и вернулся к насущным делам.
Спустя несколько минут возмущений и восклицаний, когда бобёр уже разобрался тарелками-ложками, из комнаты появился облачённый в новомодную одежду Ёжик.
- Ну? – сходу задал он вопрос. – Как тебе?
Дубнер наклонил голову, оценивая. В целом, выглядел Ёж вполне презентабельно: сшито всё качественно, и цвета радуют глаз; особенно электрику понравились сверкающие звёздочки на шляпе, напоминающей печную трубу и такого же цвета, переливающийся всеми цветами радуги костюм и высоченные то ли ботинки, то ли сапоги. Не заметить музыканта было невозможно, однако в реальной жизни этакое обмундирование могло сослужить плохую службу: если не вызвать ярость старомодно настроенных сограждан, то зацепиться за ветку или кочку, или корень. Любой из лесных хоть раз, да расквасил нос по неосторожности; Ёжик тоже, и ему, честно признаться, не понравилось – повторять не хотелось.
- Ну-у-у, - собираясь с мыслями, протянул Дубнер. – Смотришься гламурненько. Такой, знаешь, глэм-рок.
- Глум – чего? И что значит собственно «глум»? – попросил ясности Ёжик, поправляя «шмотки».
- Не глум, а глэм. Как вещают из глубины веков потерянные и тайные знания, глэм – это яркий, бросающийся в глаза, эпатажный наряд. А рок – музыка, которую ты играешь.
- Кто тебе рассказал?
- Никто: оно само. Ладно, меньше ненужных вопросов – больше дела. Прикид твой мне нравится, только ходи осторожно, чтобы не
