роса и скрыла небо. Пух поежился, сказал:
— Пора домой.
— И мне пора, — сказал Ёжик, вскинул узелок, шагнул в туман.
— А сколько звезд на небе, Ёжик?! — крикнул вдогонку Пятачок.
— Знал бы — не считал… — донеслось из белесой пелены.
март 2023 г.
Мара недобро посмотрела на сына:
— Опять в командировку, добряк ряженый? В кого и уродился, непутевый.
— А я здесь причём, матушка? Сопротивляются!
— Неужели сил природы и веры людей в неизбежность зла тебе не хватает, чтобы ломать их сопротивления смерти?
— Видать, вера на лучшее сильнее.
— Отними у человека надежду и он твой.
— Надежду отнять у человека можно, матушка. А чудо исцеления его души предотвратить нельзя. Оно, чудо, не подвластно ни людям, ни мне, ни тебе.
— Ступай, уж. Да без подарков для меня не возвращайся.
— Будут тебе подарки, — Морозко расправил пышные белесые усы, закинул на спину мешок с подарками, посохом отворил дверь и вышел из терема в ночь.
…..
Приближалась самая длинная ночь. Я собрался съездить к дальней родственнице бабушке Вере по просьбам ее односельчан. Ехать не хотелось, так как ее, мягко говоря, я недолюбливал. Нелюбовь осталась с детства, когда все свободное время от учебы я проводил в деревне у своих дяди с тетей и мне приходилось встречаться с бабушкой.
Вроде бы ничего плохого она не говорила и не делала мне, но неприязнь к ней из-за чувства страха прочно осела в моей памяти. Страха из-за ее умения ворожить и гадать на картах. Деревенские обходили ее неказистый домик стороной, но нет-нет да и заглядывали по надобностям своим: поворожить на друзей и недругов, судьбу узнать, травками нужными разжиться.
— Серёжка, — говаривала мне каждый раз, когда заносил ей молоко, — никогда не пытайся узнать, что было, есть и будет. Всего не узнаешь, а голову забьешь чепухой — так и помрешь несчастливым.
Деревня казалась вымершей. Только расчищенная от снега площадка для автолавки перед въездом и три стежки-дорожки к домам говорили, что здесь еще теплится жизнь. По одной из тропок я дошел до избы деда Ерофея. У него и остановился на постой.
— Днесь зашел к ней узнать, что свет не зажигается в окошках, — рассказывал дед Ерофей, ближайший сосед бабушки Веры. — Спросил, что надобно. Умру, говорит, скоро, а родных никого не осталось. Хочу, говорит, Серёжку напоследок увидеть — тебя, значит. Вызови как-нибудь, дождусь его.
— Я спрашиваю: как же вызвать его? — рассказывала дальше Пелагея, которая приползла с другого конца деревни. — На столбе только экстренные звонки, а с мобильного не вдруг дозвонишься. А ты, говорит, из моего дома попробуй набрать. Я набрала дочку и надо же — с первого раза дозвонилась. И связь не прерывалась.
— Ты, это, в баньке бы помылся, — предложил Ерофей, — мало ли что у ней в доме.
— Воды да дров помоги натаскать, а мы с Ерофеем протопим, — добавила Пелагея.
Отведя душу в баньке, я осторожно постучался к бабушке Вере.
— Что не сразу ко мне пришел? — встретила она меня вопросом.
— Да вот, решил помыться в бане у деда Ерофея.
— Да вижу — так и несет от тебя банным духом.
— А я думал, бабушка, ты не учуешь из-за духа сушеных трав у тебя, — ответил, слегка улыбнувшись.
— Это хорошо, что про травы помнишь. Чувствую, что нонече тебе без них не обойтись.
— А что должно случиться? С чего ты взяла?
— Знаю я. Мальцом ты еще был. Глотнул ты случайно зелья, приготовленного мною для другого. С тех пор в последние дни уходящего года снятся тебе сны тревожные. На перемены в новом году.
— Это всего лишь сны, бабушка Вера. После встречи Нового года они не снятся.
— Так и должно быть. Пока был молодой, сны не вредили тебе.
— Да я как бы и сейчас…
— Давно я тебя не видела, — прервала она. — Постарел, не та хватка. Затем и вызвала, чтобы снять наговор с зелья. Да силы прибавить тебе.
— Сказки все это, бабушка, не верю я в эти ведьмовские штучки.
— Не веришь — и ладно. У кого остановился на ночлег?
— У деда Ерофея.
Далеко за полночь в приютившем меня доме не смолкали беседы о прошлой жизни в деревне. Вспоминали тех, кого уж нет и тех, кого судьба разбросала по разным сторонам. Пелагея довольная ушла к себе в избу, дед Ерофей забрался на печь, справив для меня заранее постель вт горнице.
Каждый год, двадцать первого декабря, незадолго до полуночи меня неумолимо тянуло на свежий воздух. А потом невинная прогулка продолжалась во сне и заканчивалась происшествием. Я попадал под машины, на меня обрушивались комья снега и льда с крыш, я замерзал в проруби, образовавшейся подо мной в трескучий мороз. На меня нападали неизвестные и с жестокостью убивали. С каждой новой прогулкой я учитывал прошлый опыт и уходил все дальше от дома. И в чистом поле, и в дремучем лесу я замерзал или был растерзан зверями.
Сегодня я поломал традицию и не вышел на прогулку. Как же оказывается просто не попасть под влияние рока, преследующего тебя в снах. Дед Ерофей покряхтел на печи и затих. За окном надрывалась метель, я приподнялся с кровати, заглянул в него. И отпрянул. Мне показалось на миг, что кто-то посмотрел на меня через окно нехорошим взглядом. Сквозь узоры на стекле невозможно было догадаться, кто бы это мог быть. Пелагея решила вернуться? Нет — у последних деревенских жителей есть ключи от домов соседей. Так, на всякий случай. Бабушка Вера? Она и по дому еле ходит.
Я наскоро оделся, выглянул на улицу. Свет из сеней выхватил клуб ветра со снегом и чью-то фигуру, удаляющуюся от дома.
— Эй! Кто вы?
Фигура остановилась, посмотрела в мою сторону и продолжила путь во тьму. Я побрел за ней, пытаясь выяснить, кто это и что делает возле дома деда Ерофея. Она остановилась и смотрела в упор, как я приближаюсь. Когда расстояние между нами осталось на вытянутую руку, фигура прыгнула, повалила в снег и оседлала меня, начала наносить тяжелые удары по мне. Это был мужчина — такая силища была в незнакомце. Я барахтался под ним, пытаясь скинуть с себя, несколько раз в ответ ударил его. Но он был сильнее и увёртливее.
Вскоре я почти не сопротивлялся ударам. Мужик соскочил с меня и начал пинать. Он делал это с остервенением, не разбирая, на какую часть