Будь на месте Лайтвуда темный, я бы подумала, что это изощренная месть. И даже обрадовалась бы: ничто не скрепляет семейные узы лучше взаимной неприязни, с годами перерастающей в застарелую ненависть.
Но к чему жениться на мне понадобилось светлому?
И как, Проклятый побери, в канцелярии императора могли перепутать отца и сына, когда речь шла о первом в истории браке светлого с темной?!
Это же не перепись населения после мора, когда не так уж важно, кто умер, а кто выжил, по головам бы всех пересчитать.
Я нахмурилась.
Если бы на месте Лайтвуда был темный, я была бы сражена таким коварством и даже восхищена тем, что он обманул не только меня, но и моего отца.
Хитрый план: заставить меня расслабиться, думая, что имею дело со слабым противником, а затем — ударить в тот момент, когда я меньше всего этого ожидаю.
Лайтвуд ведь… не мог это подстроить?
Он же светлый.
Они такими вещам не занимаются.
— Я был так же удивлен, как и вы, — заверил Лайтвуд, глядя на меня кристально честными синими глазами.
Настолько честными, что в душу закрались подозрения.
Но ведь это не возможно? Лайтвуд светлый.
Они не мстят, не злословят, не строят козни. В общем, зря проживают жизнь.
Лайтвуд взял мои руки в свои. Ладони у него были теплыми, я помедлила целую секунду, прежде чем вырваться.
Он покачал головой, прядь светлых волос упала на лицо.
— Тяжело узнать, что вы готовились стать невестой Сэмюэля, а в итоге получите в мужья меня. Должно быть, это двойной удар, — он помедлил, давая мне время осознать коварство судьбы. — Однако любовь и терпение все исправят. Я уверен, вы будете покорной и нежной женой, о которой я всегда мечтал.
Он посмотрел на меня исподлобья, синие глаза стали почти черными.
Ухмыльнулся.
— Да как вы сме… — начала я.
— Лорд Лайтвуд! Какую приятную новость вы нам сообщили! Как мы рады!
Матушка, прицельно наступив мне на ногу шпилькой, поплыла к гостю, пряча в рукав кружевной платок и надевая свою самую обворожительную улыбку.
Я охнула от возмущения.
Ну держись, Светлый!
Что бы ни взбрело тебе в голову — ты от меня сбежишь, не будь я Медея Даркмор!
Вот только… кажется, это будет не так-то просто: в академии мне так ни разу и не удалось вывести Лайтвуда из себя.
Я покрепче сжала отцовский волос.
Я не ослышалась? Этот светлый сказал, что ждет — я стану покорной и нежной женой?
Заявление столь возмутительное, что сбило меня с толку.
Может, у него лихорадка? Или он перебрал с вином для причастия, когда в последний раз заходил в храм Триединого?
На нем все-таки порча?..
Это бы многое объяснило.
Пока я приходила в себя от услышанного, матушка уже успела оттеснить меня от Лайтвуда и протянуть ему руку для поцелуя.
Перестав буравить меня взглядом, Лайтвуд коснулся губами тыльной стороны маминой ладони. Лицо его снова приобрело благочестивое выражение, положенное светлым.
— Вы смертоносно обворожительны, леди Даркмор, — сказал он.
Я подозрительно прищурилась.
Да что за игру он затеял?!
И — ну допустим, моя мама и вправду смертоносна и, в целом, обворожительна — привороты всегда были ее сильной стороной наравне с манипуляциями.
А я что, не обворожительна? И не смертоносна? Нет, конечно, я пока не успела совершить свое первое убийство (ритуальные — не в счет, к тому же, там речь шла о курицах) и в магии приворота была не сильна, но все же…
Темный на месте Лайтвуда бы соврал.
Стало обидно.
Но моих довольных родителей, кажется, происходящее ничуть не смущало. А я никак не могла понять, что происходит.
Я знала, что когда-то у Лайтвуда была жена, но она умерла, кажется, много лет назад, оставив ему троих детей.
Второй раз он зачем сует голову в петлю брачных уз? Лавры Синей Бороды покоя не дают? Так выбрал бы светлую! Они на роли жертв лучше годятся.
Или думает, что ему детей рожу? Вот уж нет. Ни один светлый ко мне не притронется!
Тем более Лайтвуд, из-за которого моя мечта быть исключенной с позором из АТаС так и осталась мечтой. Я не люблю людей, которых не могу вывести из себя. Они меня пугают.
— Благодарю, лорд Лайтвуд. Как вы галантны.
Мама заалела щеками и томно улыбнулась. Незаметно повела плечами, чтобы привлечь внимание Лайтвуда к декольте ее черного приталенного платья.
В приворотах, как и в манипуляциях, маме не было равных, так что время от времени наш дом осаждали влюбленные мужчины разной степени привлекательности, поющие баллады разной степени качества и приносящие подарки разной степени ценности.
Отец метал в поклонников мамы ножи, когда у него было хорошее настроение, и файерболы — когда плохое.
Мама говорила, на этом держится их брак. Отец на каменной стене кабинета мрачно царапал ножом палочку за каждого павшего поклонника и зачеркивал их пачками по четыре. Стена подходила к концу.
Подарки рачительный Ренфилд пускал в дело: вино — в кладовую, украшения — в ломбард, буженину — на стол.
А что? Мы ведь темные. Моральные терзания — что-то для светлых.
— Большая честь, лорд Лайтвуд, — вклинился отец.
Когда с церемониалом, который можно было назвать как “темные принимают светлого у себя дома и делают вид, что ничего странного не происходит”, было покончено, он произнес:
— Прошу вас, обед уже подали.
Я поджала губы.
Этот обед ты надолго запомнишь, дорогой жених. Надеюсь, Ренфилд приготовил свое фирменное блюдо — то самое, куда входит селедка, шляпки мухоморов, взбитые сливки и еще один секретный ингредиент.
Левой рукой я по-прежнему сжимала отцовский волос и готовилась в ворожбе. Проклятья и порчи всегда были делом непростым, требовали подготовки и сосредоточенности. А для Лайтвуда стоит придумать что-то особенное.
Чтобы он сбежал раньше, чем подадут горячее.
Только бы в этот раз получилось!
Должно же у него быть слабое место?.. Главное в этот раз — не ошибиться!
— Благодарю за приглашение, лорд Даркмор, — кивнул Лайтвуд, ладонью убрав упавшую на лицо прядь пепельных волос. — Я хотел бы преподнести дары мисс Медее в честь помолвки. Разрешите заносить?
Заносить?! Что он там приволок?!
Не надо мне никаких даров кроме того, чтобы он исчез подальше!
Глава 4
— Разрешаем, — откликнулся отец, не дав мне открыть рот.
Проклятье! Да они с ума посходили!
Лайтвуд, забрав у отца разрешение на брак, вышел наружу, а затем в открытую дверь принялись… заносить. Человек пять светлых таскали корзины с цветами, сладостями, еще каким-то барахлом, а затем…
— Это что, менестрель?! — возмутилась я, выбежав наружу.
Менестрели.
Пятеро.
Во дворе дома моего отца.
Поют о любви.
“Среди тума-а-анов, волшебных зве-е-езд, — тянул один из менестрелей, немелодично бренча на мандолине. — Расцветает любо-о-овь, как цветок весе-е-енний”.
Один пел, выступив вперед, остальные четверо подыгрывали, радостно мне улыбаясь. Какой. Кошмар.
В плохом смысле.
Не тот, после которого просыпаешься и хочешь поскорее уснуть, чтобы снова окунуться в паутину приятного ужаса и наполненных острыми когтями теней.
А тот, от которого хочется сбежать!
“Среди ро-о-оз, цветущих в саду забыто-о-ом…” — надрывался менестрель, томно прикрыв глаза.
Невероятно! Эти брачные игры светлых — разве есть что-то более отвратительное?! Цветы, ухаживания, серенады, поцелуи под луной…
Мой отец выкрал мою мать из ее дома и держал взаперти, пока она не сказала “да”, а моя мать в отместку поймала смерть отца на кончик иглы и до сих пор держит где-то в тайном месте, о котором никому не рассказывает. Кажется, с этим как-то связано яйцо, заяц, утка и сундук, висящий на цепях довольно далеко отсюда.
Мой дедушка превратился в птицу, чтобы овладеть возлюбленной, она забеременела и была вынуждена выйти за него замуж. Жили они душа в душу, правда, бабушка часто обращала дедушку в камень, когда он пытался с ней спорить. И волосы у нее еще до свадьбы превратились в змей: все-таки такие истории не проходят бесследно.
