что кое-что поняла.
Он защищал её от меня. Эту рыжую. Не меня.
Незнакомка снова прилипла к моему дракону. Она растягивала ярко-алые губы в довольной и торжествующей улыбке. Снова положила наманикюренные пальцы с острыми коготками на его плечо.
Я посмотрела на свои руки. Короткие и без лака. Аккуратные, но не крашеные и без дорогого ухода. Да и когда? Ведь сейчас не то время.
Но очевидно, у некоторых всегда есть время наряжаться и щеголять перед чужими мужчинами при полном параде.
Я с ней различалась как день и ночь. Как аристократка и безродная сирота, что было реальным фактом.
Сейчас я чувствовала себя как никогда чужой в этом мире богатства, роскоши и связей.
Но я всё ещё не до конца верила в происходящее.
Разве может мой Торвальд так себя вести?
— Иди наверх в мой кабинет. И жди меня там, — его голос был твёрдым, но без привычной теплоты.
— Торвальд, объясни сейчас! Почему она здесь? Почему ты её защищаешь? — слёзы все же навернулись на глаза, но я продолжала стоять, не сдаваясь.
— Я. Сказал. Тебе. Ждать. Меня. В кабинете.
— Что за неотёсанная деревенщина, — фыркнула рыжая.
Я дёрнулась в ее сторону, хотела вцепиться в нее. Но Торвальд сделал шаг навстречу мне.
Снова.
Я поджала губы, и, развернувшись, поспешно вышла из гостиной.
За дверью я столкнулась с госпожой Серафимой, экономкой в доме Торвальда. Видимо, он её вызывал или даже она знала, что дракон возвращается, но не я.
Она скривилась при виде меня и осуждающе осмотрела от кончиков пальцев на ногах до ворота полурасстегнутой на груди мужской рубашки.
Я тоже не нравилась ей. Но я ведь и не золотой, чтобы всем нравиться.
Медленно кивнула ей в знак приветствия, и снова она скривилась от моих простецких манер. Но мне было всё равно.
Поспешила наверх, подальше от звонкого голоса рыжей незнакомки, которую мне так и не представили.
Поднимаясь, я чувствовала, как сердце разрывается от боли и недоверия. Каждый шаг давался с трудом, словно ноги стали свинцовыми.
Добравшись до кабинета, я вошла и закрыла за собой дверь. Оказавшись в комнате, я облокотилась о стену и попыталась осмыслить всё, что произошло. Мои мысли были хаотичными, переполненными ревностью, гневом и болью.
Почему он так поступает?
Кто эта женщина?
Почему она так уверена в своём праве быть с ним?
И почему он позволяет ей вести себя так?
А потом дверь распахнулась, и в комнату вошла экономка с полным подносом. На нём дымился чайник и стояли две пустые чашки.
Она, кривясь, поставила на стол поднос, аккуратно расставила посуду.
Отвернулась от меня и пошла к двери, но прежде чем выйти, она обернулась и одним только взглядом пригвоздила меня к полу.
Уронила меня с небес.
— Он женится, и мой вам совет, если вам не чужда гордость, — произнесла экономка холодным голосом, — примите этот факт достойно. И исчезните.
Я застыла на месте, как будто слова госпожи Серафимы превратили меня в камень.
Экономка удалилась, оставив меня одну с неприглядными мыслями.
Торвальд собирается жениться на этой рыжей? Я почувствовала, как слёзы снова подступают к глазам, но я сдержала их, не позволив вырваться наружу.
Я не хотела казаться слабой и жалкой.
Но отрицать, что эти слова глубоко ранили меня я не могла.
Мне даже дышать было больно, словно кто-то взял металлический прут и пробил мне легкое.
Я стояла посреди кабинета, и казалось, что мир вокруг меня рухнул.
«Он женится… женится…»
Всё, что было значимым, всё, во что я верила, распалось на мелкие кусочки. Сердце сжалось от боли, а в голове крутились только эти ядовитые слова.
В тот момент я не могла поверить в это. Не могла и не хотела. Ведь это еще значило, что никому нельзя верить. И самую сильную рану способны нанести самые близкие люди.
Госпожа Серафима вышла, оставив меня одну.
В комнате было тихо, даже слишком тихо.
Я пошатнулась, словно ноги больше не могли держать меня, и облокотилась на массивный письменный стол. Руки дрожали, и я прижала ладони к холодной деревянной поверхности, пытаясь обрести хоть какую-то опору.
Моя голова была наполнена хаотичными мыслями.
Как он мог? Почему не сказал мне раньше?
Почему я узнаю это из уст экономки?
Каждое мгновение, проведённое вместе, казалось теперь ложью. Воспоминания нахлынули, один за другим: его улыбка, его прикосновения, его обещания. И всё это казалось теперь пустым звуком, обманом.
Я пыталась дышать глубже, но воздух не хотел заполнять мои лёгкие. Опять чертовы слёзы навернулись на глаза, но я не могла позволить им пролиться.
Не здесь, не сейчас.
Я должна была разобраться во всем. Я должна услышать все это от Торвальда.
Я медленно опустилась на стул, чувствуя, как силы покидают меня. Огляделась вокруг. Всё здесь было пропитано его присутствием, его властью.
Я посмотрела на поднос с чаем, который принесла госпожа Серафима. Чашки стояли аккуратно, из чайника пахло ароматными травами.
«Он женится».
Эти слова звучали в моей голове, как заклинание, как проклятие.
Не могла поверить, что это действительно конец.
Вдруг дверь кабинета снова распахнулась. Вошёл Торвальд. Его лицо было серьёзным.
Он закрыл за собой дверь и сделал шаг ко мне. Я посмотрела на него, и всё, что было внутри меня, вспыхнуло с новой силой.
— Прости, что заставил ждать, — холодно начал он.
— Ждать? — моя ярость снова вспыхнула. — Ждать чего? Объяснений, почему ты стоишь с этой женщиной в обнимку в нашем доме? Почему она уверена, что вы должны быть вместе? Почему ты не объясняешь мне всё сразу?
Он поднял руку, пытаясь успокоить меня.
— Я понимаю, как это выглядит. Но…
— Но что, Торвальд? — я не могла больше сдерживаться. — Объясни, почему она здесь? Почему ты её защищаешь? От меня!
Он глубоко вздохнул и, встретив мой взгляд, заговорил равнодушным тоном, который я никогда прежде не слышала от него.
— Я женюсь на ней.
Эти три слова пронзили меня, как нож. Я не могла поверить своим ушам. Сердце словно остановилось, а потом снова забилось с удвоенной силой. Боль и гнев разрывали меня изнутри.
— Что? — мой голос дрожал. — Ты… ты женишься на ней? Как ты можешь так говорить? После всего, что у нас было? Ты просто так собираешься всё это выбросить?
Он продолжал смотреть на меня, его лицо оставалось бесстрастным, как камень. Торвальд замер посреди кабинет.
Он молчал. Не давал ответов. Слегка повернул голову назад, словно у чему-то прислушивался.
А потом пригвоздил
