на одной полке.
На ней выстроился ряд простых, переплетенных в кожу тетрадей, примерно одного образца, хотя кожа использовалась разная, да и выцвела в разной степени: сильнее у тех, что стояли слева, слабее – у правых. Пара самых левых тетрадей, казалось, вот-вот рассыплется в прах. Самая правая тетрадь производила впечатление совсем новой и лежала, раскрытая и заложенная авторучкой, на полке.
Я заглянул на последнюю заполненную страницу. На ней ровным, уверенным почерком Эбинизера было написано:
…представляется несомненным, что он понятия не имел об истинном предназначении острова. Порой я не могу отделаться от мысли, что такая штука, как судьба, действительно существует – или, во всяком случае, какая-то высшая сила, которая оборачивает события в нашу пользу, несмотря на все, что мы по нашему невежеству пытаемся испортить. Мерлин требует, чтобы мы немедленно взяли мальчишку под наблюдение. Я думаю, что он просто дурак.
Рашид считает, что предостерегать его насчет острова бессмысленно. Он отлично разбирается в людях, но я не уверен, что в этом случае он прав. У парня на плечах неплохая голова. Из всех известных мне чародеев он входит в число трех или четырех, на которых я согласен видеть эту конкретную мантию. Я доверяю его суждениям.
Впрочем, я доверял и Мэгги.
За спиной послышался голос Эбинизера, и я поднял голову.
– Хосс, – произнес он. – Как твоя голова?
– Полна вопросов, – ответил я, закрыл тетрадь и протянул ему ручку.
Мой старый наставник улыбнулся одними глазами, принимая у меня ручку: он хотел, чтобы я прочитал написанное им.
– Мой дневник, – кивнул он. – Точнее, три последних мои. Предыдущие остались от моего мастера.
– Мастера?
– В этом слове нет ничего плохого, Хосс. Оно означает учителя, наставника, защитника, профессионала, эксперта – хотя и негативный смысл тоже имеется. Просто по природе своей люди помнят плохое и забывают хорошее – думаю, так. – Он похлопал по корешкам трех тетрадей, предшествующих его собственным. – Записи моего мастера. – Он похлопал по четырем следующим. – Записи его мастера… и так далее, вплоть до этих. – Он очень осторожно прикоснулся к первым двум тетрадкам. – Их и читать-то уже почти невозможно, даже если в языке разобраться.
– Кто заполнял эти две?
– Мерлин, – просто ответил Эбинизер. Он протянул руку и поставил на место свой дневник. – Придет день, Хосс, и мне, пожалуй, придется просить тебя позаботиться о них.
Я перевел взгляд со старика на тетради. Дневники, полные мыслей чародеев-наставников за тысячу с лишним лет? Господи Боже и святые угодники…
Вот это будет настоящее чтение.
– Возможно, – продолжал Эбинизер, – у тебя самого как-нибудь появится мысль-другая, которые тебе захочется записать.
– Вы, сэр, всегда оптимист.
Он коротко улыбнулся:
– Ладно. Что привело тебя сюда перед началом процесса?
Я протянул ему конверт, который дал мне Винс. Маккой нахмурился и начал перебирать фотографии. Он хмурился все сильнее, пока не добрался до самого последнего снимка.
Тут он затаил дыхание, и я не сомневался: он понял, что все это означает. Эбинизеровы мозги вообще не позволяют себе зарастать зеленым – равно и какого-то другого цвета – мхом.
– Звезды и камни, Хосс, – выдохнул Эбинизер. – На этот раз ты все продумал заранее, да?
– Даже сломанные часы иногда показывают правильное время, – скромно потупился я.
Он положил снимки обратно в конверт и вернул его мне.
– Хорошо. Как ты хочешь все это разыграть?
– На суде. Перед самым занавесом. Я хочу, чтобы он думал, будто ему удалось выйти сухим из воды.
Эбинизер хмыкнул:
– Ты здорово разозлишь Древнюю Мэй и с полсотни бывших сподвижников Лафортье.
– Угу. Я сегодня плохо спал, так переживал за них.
Он фыркнул.
– У меня есть одна теория кое о чем, – добавил я.
– Да?
Я рассказал.
Пока я рассказывал, Эбинизер мрачнел с каждой фразой. Он повернул руки ладонями вверх и посмотрел на них. Руки у него крупные, сильные, обветренные и мозолистые от тяжелой работы – и не дрожат никогда. На одной ладони темнела царапина, которую он получил, упав на землю во время вчерашней потасовки. На кончиках нескольких пальцев синели чернильные пятна.
– Мне нужно кое-что предпринять, – сказал он. – А тебе лучше поторопиться.
Я кивнул:
– Увидимся там?
Он снял очки и принялся осторожно протирать линзы носовым платком.
