— Как отец Дарана, да? — злорадно хмыкнул возчик — то‑то, душевный человек! Довел жену до смерти, бросил ребенка и свалил подальше! Душевный… душитель. А вот интересно, Даран, встретишь ты когда‑нибудь своего отца… и что ты ему скажешь?
— Да он и не узнает небось его — пожал блестящими, закованными в сталь могучими плечами Биргаз — он маленький совсем был, когда тот свалил. И чего он может ему сказать? Здравствуй, папа? Зачем мальцу в ране грязным пальцем ковыряешься? Вот злой ты человек, Зерхель, злой!
— Ты зато добрый! — огрызнулся возчик — Тебе легко быть добрым, когда с детства рос дворянином! А я вот с детства, как он — только рабом не был, нет. А так — тоже с малых лет работаю! И не тебе столичных людей пачкать — такие же, как все — люди! Работают, живут, детей рожают. И дерьма хватает, и нормальных людей. Побогаче живут? Так в столице и цены выше! Кружка пива в полтора раза дороже, чем в придорожном трактире! Свинство, кстати! А вино, вино! Обложили императорским налогом — дороже в два раза, чем где‑нибудь в провинциальном городишке!
— Тебя только цены на вино беспокоят? Мне лично на них плевать — Биргаз усмехнулся и оглянувшись на караван, добавил — я бы вообще задрал цены на пойло так, чтобы не укупить вина было! Чтобы пьяницы не смогли купить этой гадости! А если бы сами стали вино делать — вешать! Может тогда бы поменьше стало таких, как Даран. Несчастный мальчишка. Надеюсь, что у тебя все будет хорошо.
— Все будет хорошо! — весело подмигнул Даран — иначе всем будет Большой… ой! Хозяин, ну чего дерешься? Ничего не скажи уже!
— Спать буду — ворчливо заявил Илар, показывая кулак Дарану — сиди и молчи!
— Молчу, молчу… — вздохнул мальчишка и вытянулся вдоль борта повозки на длинных ящиках с чушками металла — поговоришь тут, когда дерешься…
* * *
— Наконец‑то! У меня уже зад болит сидеть на этих дурацких ящиках! Хозяин, возьми мне два матраса, я пострадал на этих ящиках и мне нужен хороший отдых!
— Давно ли на соломенном тюфяке лежал и не курлыкал, а? Быстро же ты привык к хорошему!
— Нет — ну если есть возможность спать как человеку, так почему не спать на мягких матрасах? Тем более, что если я хорошо отдохну, буду лучше тебе служить!
— Это потому ты так хреново отстирал штанину прошлый раз? Пятно так и осталось! Видимо плохо поспал на жестком матрасе?
— Ты залил соусом так, что их кипятить нужно! Надо было отдать прачке, кипятить, а я где тебе кипячение возьму? Да и времени не было. Как это умудрился так изгадить хорошие штаны?
— А то ты не видел…
— Видел. Я все вижу. А вот ты не видишь, как я стараюсь, как мучаюсь, стирамши твои портки, залитые ушатами красного винного соуса! Матраса мне лишнего пожалел!
— Да будет тебе матрас, достал ты! — Илар скривившись, выпрыгнул из фургона, остановившегося перед воротами. Он отсидел ногу, ее будто жгло от расходяшейся по жилам крови, а еще раздражал Даран, ноющий последние два часа. Мальчишке не нравилось все, что он видел, паршивец так и напрашивался на трепку. Потому — Илар пребывал сейчас в отвратительном настроении, и не сразу заметил толпу народа, стоящего возле входа в трактир. Они что‑то обсуждали, на что‑то смотрели, и за их спинами не было видно — на что именно.
Вообще‑то Илару было плевать — на что они там смотрели, он предпочитал избегать скоплений людей, если это конечно были не слушатели в трактирном зале, но тут его будто кольнуло. Музыкант подошел к толпе, осторожно протиснулся, раздвинув зевак и увидел, на что все смотрели.
На земле лежала молодая женщина в изорванном платье, даже не женщина, а девушка — ей было столько же, сколько Илару, или чуть поменьше. Открытые глаза покойницы смотрели в пространство, мимо человека, который стоял перед ней на коленях. Мужчина, чертами лица схожий с девушкой, горестно смотрел ей в лицо и молчал. Потом приподнял голову девушки, погладил волосы и осторожно закрыл ей глаза. Оправил платье на груди, на ногах, прикрыв голые, исцарапанные колени, повернувшись к толпе, глухо сказал:
— Кто?! Кто это сделал?!
Люди вокруг молчали, стихли перешептывания, потом из толпы вышел человек лет пятидесяти, седой, с носом слегка смещенным вправо — видимо когда‑то в него ударили, сломали, и нос так и остался кривым. Вышедший встал перед убитым горем мужчиной и мрачно, откашлявшись, сказал:
— Ее нашли вон там, в кустах. Как там оказалась — никто не видел. Никто не знает, кто это сделал. Мне очень жаль, Иргин. Мне очень, очень жаль!
— Тебе жаль?! — яростно выдохнул мужчина, и его щека задергалась, будто изнутри хотел выбраться демон — а я хочу убивать! Кто это сделал?! Я все равно найду, узнаю — кто это мог сделать, и тогда с живого сдеру кожу, слышишь?
— Слышу — развел руками седой — только я причем? Клянусь, мне очень, очень жаль. Такая красивая девочка, такая славная… мы ее все любили.
— Заткнись! — прохрипел мужчина — вы ее любили! Моя дочка… моя единственная, любимая дочка! Аааааа! Аааааа! — мужчина страшно завыл, будто из него выворачивали внутренности, потом затих, и лишь плечи вздрагивали в бессильных рыданиях.
Илар повернулся, и пошел прочь. Ему было не по себе — девчонка ужасно была похожа на мать Илара — глаза, лицо. Такая была бы Лора, если бы ей было семнадцать лет. Впрочем — она и сейчас не выглядела больше, чем на двадцать пять лет.
Подойдя к фургону, Илар молча залез внутрь и уселся на ящики, раздумывая, что делать. Похоже было, что его выступление здесь может и не состояться. Сомнения подтвердил Даран, прибежавший от трактира, запыхавшийся и взволнованный:
— Хозяин, облом! Видел, что там было? Девчонку? Это дочь хозяина постоялого двора! Сегодня выступления точно не будет! Траур!
— Что там случилось? — хмуро спросил Илар, думая о своем — ему жаль было девчонку, искренне хотелось, чтобы наказали убийцу.
— Ее изнасиловали и задушили. Кто — неизвестно. Никто не знает. Трактирщик рвет и мечет, хочет найти убийцу. А он среди гостей, это точно. Трактирщик обещал двести золотых тому, кто укажет ему на убийцу!
— Теперь жди беды — мрачно буркнул Биргаз, подойдя сзади — найдут какого‑нибудь раба, заставят сказать, что это он убил девчонку, и заберут двести золотых. Двести золотых — большая сумма, за эти деньги можно купить хороший дом в городке. Не большой, но… пригодный для жилья, с участком и колодцем. Или пару хороших лошадей и хороший фургон. Или… много чего, в общем. Для провинции — это много. Очень много.
— Как это? — неприятно удивился Илар — как это можно заставить человека взять вину на себя? С какой стати он будет на себя наговаривать? Да еще в таком страшном преступлении…