Драка была жестокой. Она ничем не уступала яростной рукопашной на палубе и вражеского корабля. Скомакар орудовал дюссаком, отчаянно рубя всякого, кто попадался ему на дороге и на ком не оказалось белой рубахи. Враги были вооружены шпагами и рапирами и весьма умело обращались с ними. Не один морской пёс нашёл в ту ночь свою погибель. Они сцеплялись в коротких, яростных схватках, часто падая на пол, и тогда в дело шли кинжалы, кулаки и зубы — всё, что угодно, лишь бы отправить врага в Долину мук.
Скомакар рубился, рыча, как дикий зверь — он сейчас не был человеком, он стал подобен могучему медведю со своей Родины. Он бил сталью клинка, будто когтями, разрывающими плоть, ломающими кости. Враги пытались противопоставить его мощи, напору и ярости своё мастерство фехтовальщиков, однако Скомакар просто проламывал их оборону и обрушивал дюссак на головы или конечности, вспарывал им животы, выпуская кишки наружу. Он и сам получил не одну рану, но до поры не обращал на них внимания. Они заболят после боя, когда раж сойдёт и тело само вспомнит, сколько повреждений оно получило, сколько крови потеряло, сколько сил ушло на то, чтобы драться.
Он и не заметил, когда пропал дюссак. Кажется, он неловким движением вогнал его в дверной косяк, когда дрался с очередным валендийцем. Господь всемогущий, да сколько же их было в этом особняке! Когда Скомакар глядел на него со стороны, то и представить себе не мог, что внутри скрывается столько врагов. Оставшись без оружия, он отступил — валендиец, воодушевившись, перешёл в атаку, тесня противника. Скомакару, у которого был только кинжал, оставалось лишь отходить, отбиваясь от яростных атак врага. Он даже не знал, что оказался в том же коридоре, с которого началось их нападение на особняк. И лишь споткнувшись о тело валендийца с торчащим из горла гарпуном, понял, где находится. Скомакар упал на спину, пропустив над собой вражеский клинок, и тут же схватился обеими руками за древко гарпуна, ногами же упёрся в труп. Со всей силой, что была в его ноющих от усталости мускулах, бывший эребрийский китобой рванул оружие на себя. Мышцы рук и спины взорвались болью, но Скомакар не обратил на это внимания — для боли ещё будет время. Если он переживёт эту ночь, а прежде всего — выйдет победителем из этой схватки.
Он сумел вырвать гарпун из тела мёртвого врага и сразу же перекатился через плечо назад, уходя от нового выпада врага вполне живого. Встав на колено, Скомакар сделал ответный выпад окровавленным гарпуном, целя противнику в живот. Валендиец легко отвёл острие гарпуна рапирой и после быстрого подшага попытался ударить Скомакара клинком по голове. Конечно, лёгкая рапира была не лучшим рубящим оружием, однако и ей получить в лоб весьма неприятно, а в драке не на жизнь, а на смерть — попросту фатально. Малейшее замешательство тут стоит жизни. Однако на сей раз Господь был на стороне бывшего эребрийского китобоя. Нога валендийца, когда тот делал подшаг, поехала вперёд, подошва ботинка заскользила в луже крови, разлившейся из тела несчастного покойника, из которого Скомакар только что вытащил своё оружие. Вместо того чтобы атаковать, валендиец неловко взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Уж такой шанс Скомакар не собирался упускать — быстрым выпадом он всадил остриё гарпуна в живот противнику. Сразу же выдернул и ударил снова. Валендиец повалился на пол, выронив рапиру и прижимая обе руки к пропоротому животу.
Скомакар поднялся на ноги, переступил через труп спасшего ему жизнь врага, толкнул ещё корчащегося и подвывающего от боли валендийца носком сапога, переворачивая его на спину. Тот снова попытался перекатиться на бок, сжавшись в позе зародыша, но морской пёс не дал ему сделать этого. Он наступил ему на плечо, навалившись всем телом. Скомакар знал не понаслышке, что такое ранение в живот, он видел, как долго и мучительно умирают от него, и сейчас хотел подарить врагу быструю и милосердную смерть. Он приставил остриё гарпуна к горлу валендийца и прикончил его одним коротким тычком. Тело врага содрогнулось в последний раз, и вместе с жизнью, что покинула валендийца, куда-то пропал и весь гнев, наполнявший Скомакара. Вместо него навалились усталость и боль от ран, полученных в этой схватке. Тех самых, которые он не замечал до поры.
Скомакар убрал ногу с тела поверженного врага и направился вперёд по коридору. Туда, где бой ещё шёл, где он был ещё нужен. Ведь проклятых валендийцев в обветшавшем особняке опального торгового князя оказалось куда больше, чем рассчитывали морские псы.
Он шёл на громкие звуки, те доносились из самой большой комнаты особняка. Видимо, там укрепились последние валендийцы — ведь в остальных помещениях царила мёртвая тишина. Скомакар несколько раз переступал через покойников, одетых в белые рубахи поверх дублетов или без них, пару раз попадал ногой в лужи крови, щедро разлитой по полу и ещё не успевшей высохнуть. Он не сильно торопился, устав от кровопролития, да и усталость не добавляла прыти его ногам. Поэтому когда Скомакар вошёл в просторную залу, где шла последняя схватка, там уже практически всё закончилось. Последние валендийцы, сбившись плечом к плечу, оборонялись от наседавших со всех сторон морских псов. Врагов зажали в угол, не давая им нормально орудовать шпагами и рапирами, и всё же валендийцы показали, на что способны — на полу у их ног корчились в последних муках уже трое страндарцев, по белым рубахам их расплывались кровавые пятна.
Скомакар буквально заставил себя шагнуть к ним, вскидывая гарпун. Прежней боевой ярости в нём уже не было, однако вид убитых товарищей, с кем ещё час назад они делили кружку крепкого горячего грога, заставил его возненавидеть валендийцев с новой силой. Потеснив сгрудившихся вокруг зажатых в угол врагов морских псов, Скомакар почти без размаха метнул в стоящего в центре валендийца гарпун. Тот был отменным бойцом и почти успел парировать летящий в него гарпун, но лишь почти. Остриё, скрежетнув по клинку шпаги, погрузилось в грудь валендийца, пригвоздив его к стене — настолько оказался силён бросок бывшего эребрийского китобоя. На опешивших от этого товарищей валендийца разом накинулись несколько морских псов. В ход пошли дюссаки и кинжалы — и через десяток ударов сердца оставшиеся враги повалились на пол, залитые кровью с головы до ног. Те, кто кинулся на них, впрочем, выглядели не лучше — валендийцы не желали дёшево продавать свои жизни и успели нанести нападающим не одну рану.
— Победа! — первым воскликнул один из близнецов Григ, вскидывая в салюте короткую шпагу, залитую кровью по самую гарду. — Победа, морские псы!
Остальные последовали его примеру, выпуская весь страх, всю боль, что накатывали на них сейчас, когда бой завершился и врагов не осталось. Морские псы смеялись, хлопали друг друга по плечам, обнимались, обменивались шуточками, смысл которых вряд ли даже сами понимали. Лишь Скомакар не поддался этому обычному помешательству, что следует сразу за битвой. Он смертельно устал, и ему хотелось лишь одного — сесть, пускай даже на пол, и дать отдых раскалённым от боли и напряжения мышцам. Он не отталкивал тех, кто обнимал его, кто говорил ему какую-то ерунду, вроде бы хвалил за удачный бросок, пришпиливший валендийца к стене. Скомакар не смеялся вместе со всеми, взгляд его перескакивал с одного невыносимо весёлого лица на другое, пока не наткнулся на стоящего в двух шагах смуглого брюнета — единственного в зале, кроме самого Скомакара, кто не улыбался. Бывший китобой зацепился за него взглядом и вдруг понял, что у неулыбчивого смуглого парня рубаха надета прямо на голое тело — в распахнутом вороте её видна была покрытая чёрными волосами грудь. Брюнет перехватил взгляд Скомакара, растянул губы в улыбке, но сразу понял всё.
Он двигался со скоростью и плавностью прирождённого фехтовальщика. Прежде чем Скомакар успел пустить в дело свой нож, валендиец, пытавшийся сойти за нападавшего, избавившись от дублета, пируэтом ввинтился в стоявших плотно морских псов. Те не сразу сообразили, что случилось и отчего бывший китобой вдруг ринулся на одного из вроде бы своих с обнажённым кинжалом.
