который они сложили те несколько цветных стекол, что успели собрать до прибытия патруля. Что-то было в этом цветном блеске... Почему-то он манил Теолрина к себе, пусть тот и не мог понять, в чем причина этого. Однако он твердо решил, что убедит Джейл взять цветные осколки с собой. В конце концов, раз уж он пошел у нее на поводу, то почему бы и ей не пойти на небольшие уступки?
Мысль об этом придала Теолрину сил, так что он расправил плечи, поднялся, почти не поморщившись, после чего протянул руку Джейл, приглашая последовать своему примеру.
Как бы там ни было, им пора было убираться отсюда.
И, желательно, как можно быстрее.
Фургон трясся, подпрыгивая на ухабах и проваливаясь колесами в ямы, так что поездка превратилась для Клэйва в мучительную агонию. Впрочем, она превратилась бы в агонию даже без неровностей дороги, что приводили к вспышкам жгучей боли по всему телу.
Трудно было сохранять самообладание, зная, что через несколько минут — максимум через полчаса, если все, как обычно, затянется — тебя вздернут на виселице.
Клэйв пытался воспринимать это не как наказание, но наоборот — как заслуженное избавление от многодневных мучений в той подземной камере, что безвозвратно искорежили и его тело, и его разум. Он ведь хотел умереть там, среди мрака, освещенного каленым железом и блеском заточенных инструментов? Он ведь буквально молил о смерти, десятки, может даже сотни раз. В промежутках между пытками ему снилось, как неосторожное движение инквизитора лишает его жизни — и эти сны казались ему лучиком надежды в беспробудно-темном царстве реальности. Так почему же сейчас, когда ему даровали этот шанс со всем покончить, он не рад? Почему ему хочется цепляться за эту жизнь и надеяться на внезапное помилование?
У Клэйва не было ответов на все эти вопросы. Он лишь знал, что сам заслужил все это. Что был дураком, когда доверился этим двум ублюдкам. Он сам выстелил себе путь на эшафот, так что нечего теперь сокрушаться. В конце концов, повешение — не самая болезненная казнь, не так ли? Кажется, он даже где-то слышал, что большинству не приходится мучиться, умирая от удушья — что шея человека попросту ломается при резком падении в люк, и все заканчивается в одно краткое, возможно, даже незаметное мгновение...
Или нет?..
Клэйв не так часто задумывался о посмертии, будучи уверенным, что у него еще достаточно времени, чтобы насладиться жизнью во всех ее проявлениях. Что, если там его будет ждать Ледяная Преисподняя, по сравнению с которой инквизиторская камера покажется ему неземным блаженством? Может, именно поэтому он так не хотел умирать? Потому что боялся, что его ждет расплата... Что Проклятые и их приспешники будут терзать его искореженный дух целую вечность...
Фургон в очередной раз дернулся, замедлившись, и Клэйв едва не слетел со скамьи. Стражники, сидевшие слева и справа от него, настороженно обернулись в сторону зарешеченных боковых окошек; один из них, нахмурившись, зачем-то вытащил из ножен короткий меч. Любопытства ради Клэйв последовал их примеру, покосившись на правое окошко. Сквозь заржавевшие металлические прутья он увидел контуры приземистых домов, облицованных дешевым стеклом... Ему не пришлось напрягать память, чтобы вспомнить, что такие дома он видел лишь в бедных районах южной части города.
«Трущобы, — подумалось Клэйву сквозь пелену самоистязаний, туманившую разум. — Зачем мы поехали через трущобы?»
Ответов по-прежнему не было. Наверное, Ковен захотел, чтобы все, даже бедняки, увидели, как его (якобы народного героя, или кем его там считают) — везут на казнь. Вот только... Что там за шум?.. Навострив уши, Клэйв отчетливо услышал возбужденные голоса, в которых отчетливо прорезались угрозы, лязг и скрежетание оружия... Да что там происходит, черт возьми?
Раздалось лошадиное ржание, и фургон вновь тряхнуло. Стражник слева от Клэйва выругался и, вторя примеру товарища, обнажил клинок. За окнами замелькали тени.
— Это он! — раздался чей-то возбужденный голос. — Он там, внутри!
— Клэйв Несущий Пламя!
— Долой инквизицию!
— Свободу Клэйву! Свободу герою!
Клэйв не успел осмыслить услышанное, как откуда-то снаружи раздались новые звуки: щелчки спускающихся механизмов стеклострелов. Несколько стеклянных снарядов со звоном врезались в стенки фургона; один осколок и вовсе пробил обшивку и застрял в ней, зловеще посверкивая острыми гранями. Фургон остановился одновременно с тем, как лошади вновь заржали. Раздались крики. Зазвенело оружие. Клэйв знал, что Ковен отправил вместе с его фургоном небольшой отряд всадников... кажется, человек шесть или восемь, ему было не до счета — вот только, судя по шуму, напавших было куда больше.
— Дьявол. — Стражник по правую руку прислонился лицом к окошку в двери. — Похоже, эти говнюки при оружии. Что будем делать?
Клэйв промолчал — тот явно спрашивал не его мнение — лишь сжал пальцы рук, что были перетянуты веревками в запястьях. Крики снаружи становились все громче. В левом окошке показался силуэт всадника, размахивающего мечом. Однако не успел Клэйв моргнуть, как кто-то стащил всадника с лошади и бросил на землю.
— Этого не должно было случиться. — Второй стражник явно разнервничался. Зажатый в его руках клинок тускло поблескивал. — Нам обещали, что мы просто доедем по Замковой Площади и...
Кто-то рывком распахнул левую дверь фургона, впустив внутрь порыв холодного, освежающего воздуха. Звуки творящегося хаоса стали еще громче.
— Назад! — крикнул стражник, шагнув к открывшейся двери и взмахнув мечом. — Назад, ублюдки, или я...
Его голос оборвался, когда что-то прошло ему сквозь грудь и вышло со спины. Кажется, это было копье. Меч выпал на пол, а затем кто-то запрыгнул в фургон и отпихнул незадачливого стражника в сторону; тот ударился о переднюю стенку фургона и, все еще с копьем в груди, принялся медленно заваливаться на бок, оставляя на стенке темную полосу.
Сглотнув, Клэйв перевел взгляд на нового гостя. Им оказался плечистый лысый здоровяк с увесистой секирой в руках. Клэйв подумал о том, что с такой штуковиной будет совсем не удобно сражаться в столь тесном пространстве фургона, когда движение сзади вынудило его обернуться: стражник, стоявший у правой стенки, бросил оружие и поднял руки.
— Пожалуйста! — взмолился он, оседая вниз. Кажется, на его лице выступили слезы. — Не
