…и вот представьте, я сижу вся такая красивая, а чувствую себя дура дурой! – Нюся всплеснула руками и даже подпрыгнула от избытка эмоций. А Василисе отчаянно захотелось вцепиться в эти вот кучеряшки. При том, что она прекрасно осознавала, сколь отвратительно это желание.
Она ведь не кухарка какая-то.
Княжна.
Княжны не дерутся.
Разве что на шпагах, хотя, конечно, дуэли, о которых тетушка сказывала, давно уж вышли из моды и были, говоря по правде, запрещены. Да и вряд ли Нюся знала, с какой стороны за шпагу браться.
Но желание вцепиться в волосы жило.
- И вот скажите, разве есть в жизни справедливость?! – преисполненный печали Нюсин взгляд остановился на Вещерском, который от этакого внимания несколько смутился и даже покосился на супругу. Марья же сделала вид, будто всецело рассказом Нюсиным увлечена.
И как у нее получается?
И ведь, если не знать Марью, то вполне можно поверить в этакое ее дружелюбие. Даром что Вещерский плечами повел и слегка подвинулся.
От Нюси.
И поближе к супруге, которая этакий маневр все же встретила легким благожелательным кивком.
- Ужас какой, - сказала она.
- Вот-вот, и я говорю, что ужас, - живо откликнулась Нюся, переливая чай из чашки в блюдце, которое она поставила на растопыренные пальчики. Во вторую руку она взяла кусок сахара, причем использовать щипцы не озаботившись, и в чай макнула.
- Совершеннейший, - странным тоном произнесла Марья.
- Именно! А матушка говорит, что это я легкомысленная. И где, скажите, я легкомысленная?
Чаепитие, устроенное на террасе, определенно затягивалось.
- И вот я ей так и сказала, что не нужен мне этот вот жених, я сама себе найду, - Нюся тряхнула кучеряшками и поинтересовалась. – А вы не замужем?
- Нет, - ответил Ладислав. – И не женат тоже.
- Странно, - Нюся облизала кусочек сахара. – Хотя… вы еще не старый совсем, может, еще найдете кого.
- Надеюсь, что нет.
- Матушка говорит, что мужчине жена нужна для солидности, что если у него жены нет и детей, то кто его всерьез воспринимать станет?
- И я о том же, - Марья пила чай с невыносимым изяществом, а уж взгляд ее, направленный на Демьяна, был столь выразителен, что Василисе право слово стало неудобно.
Этак еще решат, будто…
…там, на поле, она ведь просто так целовалась, без мыслей о замужестве, хотя и не должна была бы. Ни одна приличная девица не стала бы целоваться без твердого обещания жениться немедля после поцелуев. А даже и при твердом обещании не стала бы.
Быть может.
И уж точно ей бы не понравилась. Приличным девицам подобное просто-напросто нравиться не может! И по всему выходит, что она, Василиса, девица глубоко неприличная, а потому замуж ей никак нельзя.
Да и проклятье опять же никуда не делось.
- Вот, - продолжила Нюся, прихлебнув из блюдца. – А если ждать станете, то совсем состаритесь. Будете, как он…
Она кивнула на Демьяна, который сидел задумчив и молчалив, и на Нюсю совершенно не смотрел, зато смотрел на Вещерского и хмурился.
Неодобрительно так.
Неужели полагает, будто Вещерский способен Марье изменить? Это настолько нелепо, что даже в голове-то не укладывается. Да и Нюся, конечно, прелестна и мила, но все одно Марья куда как краше.
И все-таки в волосы вцепиться тянет.
- …сидеть один сыч сычом и маяться всяким непотребством, - глаза Нюси блеснули.
- Это каким? – весьма несвоевременно уточнил Ладислав.
- Разным, - Нюся поставила блюдце и хлопнула себя по животу. – Спасибо. Наелась. Хорошая у вас кухарка… на вилле не такая, а у Полечки и вовсе мрак мрачный. Нанял себе какого-то разбойника, просто ужас! В доме беспорядок, а на кухню лучше и вовсе не заходить. По-моему, ему просто еду из ближайшего трактиру носят.
Нюся вытерла пальцы салфеточкой.
И чаепитие все-таки закончилось до того, как у Василисы иссякло терпение. Она-то, полагавшая себя человеком в высшей степени сдержанным, вдруг осознала, что этой сдержанности у нее на самом-то деле нет вовсе. И вообще…
- Знаешь, никогда мне еще так не хотелось оттаскать кого-то за космы, - задумчиво сказала Марья, глядя, как коляска с Нюсей выезжает со двора.
Жеребца ее привязали к экипажу, а в сопровождение выделили двух конюхов.
- И тебе тоже? – Василиса почесала ладонь.
- Осталось понять, зачем она Вещерскому понадобилась. И не приведи Господь, причина эта недостаточно уважительна.
Марья погладила золотое обручальное кольцо и уточнила:
- Так что вы за непотребством занимались-то?
- Мы?! – Василиса почувствовала, как на щеках вспыхнул румянец. – Мы… не занимались…
- Врать ты не умеешь, - вздохнула Марья. – Совсем непотребством или так, самую малость?
- Малость, - врать у Василисы и вправду не слишком получалось.
- Понравилось хоть?
Ответить не вышло, ибо Василиса поняла, что еще немного и сама полыхнет. От стыда.
- Понравилось, - сделала вывод Марья. – И это хорошо… а то если б не понравилось, то какой смысл затевать эту всю возню. Только смотри, я, конечно, всякого племянника полюблю, но лучше бы ему появиться на свет в законном браке.
- Маша!
- Что? А то ж знаешь, как оно… вроде бы и ничего такого, а потом раз и со свадьбой спешить приходится, пока конфуз еще не всем заметен. А там и врать… - она вздохнула. – Если бы ты знала, как я терпеть ненавижу всякое вранье… хотя мы-то, между прочим, венчаные были. Пусть и тайно. Ай…
Она махнула рукой и добавила:
- Главное, чтобы нравился…
- А проклятье?
- Проклятье, - Марья тяжко вздохнула. – К слову о проклятии… есть кое-что… и еще она приедет.
- Кто?
- Наша двоюродная бабушка. Признаться, я не ожидала, что она вовсе откликнется, а уж чтобы приехать… она сама изъявила желание.
Василиса пожала плечами. Как-то вот… не ждала она от этой встречи чуда. Или все-таки ждала? И быть может, эта женщина, о существовании которой они с Марьей узнали не так и давно, действительно знает что-то, что поможет?
Она тихонько вздохнула.
А Марья взяла и обняла, и так тепло стало на сердце, так радостно. И стыдно тоже оттого, что не так уж давно Василиса злилась на сестру за ее совершенство, как будто Марья в том виновата.
Она чудесная.
И семья у Василисы тоже чудесная. И… и что бы ни случилось, эта семья поможет.
- Идем, - сказала Марья. – Ты должна это увидеть.
«Это» оказалось старою папкой, края которой потерлись, а грубая бумага обрела неровный мышасто-серый окрас, будто плесенью ее побило. Пахло от папки пылью и архивом.
- Вещерскому спасибо надо будет сказать, - Марья присела на софу и поморщилась, ткнув пальцем в дырку, которая образовалась на обивке. – И покрывал каких отыскать, а то право слово неловко принимать человека постороннего в доме столь запущенном.
Василиса опустилась рядом.
Софа точно требовала ремонта, как и козетка, и столик с потемневшим лаком, которые еще и облупился местами. И все-то нужно было делать и немедля, но…
Завязки висели этакими хвостами из потрепанных лент.
Василиса папку распахнула.
И поморщилась. Запах пыли стал резче, да и иной добавился, характерный, мышиного помета.
- Я вот думаю, может все-таки красный? Не тот, который адского пламени, но что-то поспокойнее…
- Зеленый, - возразила Василиса. – Темный, чтоб как дубовый лист. И без всякого рисунка.
- Думаешь?
- А дерево очистить и светлым лаком покрыть. Обои белые или почти белые, там экрю, к примеру, или еще слоновая кость хорошо будет, чтобы солнца много. И гардины светлые с тюлями. Может, вовсе лишь тюли?
- Пожалуй… - Марья задумалась. – Нет, гардины все-таки надобно, помнишь, что летом бывает? Если окна не закрыть, от солнца спасения нету… хотя… ты же солнце любишь.
- Люблю.
- Тогда может и тюли… газовые, пышные, в несколько слоев. Я у Валеевой подобные видала, причем длинные такие, они на полу еще лежали. Я тогда подумала, что глупость это, мажутся ведь, но гляделось красиво…
