Возможно, Гаврошу повезло или замок оказался никудышный, но он со второго раза раскрылся. Гаврош опустился по ступенькам вниз, в темноту, где нащупал ещё одну решётку и тоже с замком. Правда, здесь Гавроша ждало разочарование, так как ни с первого, ни со второго удара замок не поддался, а когда Гаврош совсем выдохся и присел у дверей, то услышал осторожный голос:
— Кто там?
— Это я, Гаврош, — ответил мальчик, узнав голос Гай Свона.
— Я такого не знаю, — ответил Свон.
— Это мальчик Секлеции, — подал голос Гай Син, сразу узнавший Гавроша.
— Возле стены прислоненный металлический лом, — сообщил наблюдательный Гай Тувор, — ты можешь подать его нам?
Гаврош долго искал лом, пока чуть не уронил его на ногу, и просунул его сквозь решётку братьям Гай. Через мгновение послышался треск, и кто-то подхватил Гавроша на руки, прошептав на ухо: «Пойдём, малыш». Когда они выбрались за ограду дворца правителя, то сразу же отправились к башне, где и услышали, как кричит Секлеция. Приказав Гаврошу: «Сиди здесь!» — семь молний метнулись вверх, скручивая головы попавшихся по пути корсатов Канцелярии Хутина.
Паут оказался проворнее, когда увидел ворвавшихся братьев. Он выхватил из-за пояса нож и приставил его к горлу Секлеции, обхватив её за пояс.
— Если кто двинется, я перережу ей горло, — сообщил он холодным голосом и братья Гай остановились. Окинув всех взглядом, Паут сообщил, показывая глазами на побитого Слэя: — Мне нужен только он!
Гай Гретор взглянул на братьев, и они отступили в сторону от дверей, освобождая проход. У Паута оказалась недюжинная сила, так как он, без всякого напряжения, вскинул бесчувственного Слэя на плечо, удерживая нож возле горла перепуганной Секлеции.
— Когда я окажусь возле выхода, я опущу вашу девушку, — сообщил Паут, а Гай Гретор ему ответил:
— Если с ней что-либо случится, ты не доживешь до утра.
— Я не хочу вас расстраивать, — совсем дружественно ответил Паут, — тем более мне с вами не по пути.
Спуск оказался долгим, но Паут ничуть не устал, а бодро подсказывал Секлеции: «Ножку сюда, пожалуйста, чтобы вы не упали», — излучая вокруг хищную доброжелательность. Возле дверей он внимательно посмотрел на братьев и сообщил:
— Я оставляю её живой и невредимой, помните об этом, сеньоры, — после чего толкнул Секлецию под ноги Гай Гретору, а сам, вместе со Слэем, скрылся за дверью. Гретор склонился к Секлеции и спросил: «С тобой всё в порядке?» — а на её утвердительный ответ тут же бросился к двери. Сразу вернувшись, Гретор коротко бросил: «Удрал, зараза!» — а Гай Син подумал, что ему не светит ночь с Секлецией.
Одна Эйсинора погрузилась в глубокие раздумья, не зная, что предпринять. Сказать братьям, что Секлеции им изменила, она не решалась. Злость на Слэя уже прошла, и требовалось определиться, что делать дальше: искать и выручать Слэя, или забыть его, заразу, навсегда.
***
За всеми своими любовными похождениями Мари забыла о дриме Слэе и теперь, освободившись от гнёта терзавших её сомнений, ревности и злости, раскинула симпоты, разыскивая любимца. Она с удивлением обнаружила, что Слэй не в столице, Лыбе, а где-то к юго-западу от неё. Не откладывая дела в долгий ящик, она взвилась вверх, под облака, подставляя лицо под лучи местного солнца. Ей всегда нравилось летать, ещё с тех времён, когда она первый раз оседлала мэтлоступэ[17].
«Какая «мэтлоступэ»?» — удивилась Мари, отмечая очередной сбой памяти и снова вылавливая из глифом это странное слово «мэтлоступэ». Она подумала, что, возможно, это чьи-то воспоминания, которые она приберегла, но не подвергла систематизации. «Что-то часто, в последнее время, возникают странности с памятью», — подумала она и тут же пришла новая мысль: «А если всё это привнесли сны дрима?» Такое объяснение ставило всё на свои места и казалось убедительным, но человеческая черта – сомнение, всегда отличалась алогичностью.
Рассуждения отвлекли Мари от полёта, а когда она отправила симпоты вниз, то обнаружила, что перелетела. Если бы она поинтересовалась происходящим внизу, то узнала бы, что небольшой караван из ослов принадлежит правителю Райны, Нуку. Он, не очень надеясь на своих палочников, вслед за корсатами Хутина, которые арестовали Слэя, отправился в Тартию. Паут разочаровал Нука, так как сразу откланялся, ехидно сообщив: «Мне поручено забрать дрима Слэя, а ваши забастовщики меня не интересуют!»
Нук восседал на осле, придавленным не только тяжёлым правителем, но и двумя сумками, набитыми до отказа хутинками. Его, на таком же осле, сопровождал распорядитель, Коль, тощая фигура которого возвышалась на бедном животном, как башня дрима. Нук не доверял палочникам и боялся, что они украдут все его хутинки. Две сумки на его осле только сверху прикрывали хутинки, а внутри покоились слитками золота, которые, к огорчению Нука, топорщились по бокам, выдавая содержимое.
Ещё большую опасность представлял Хутин, который, стоит ему узнать о сокровищах Нука, разденет его догола, отнимет рубашку и последнюю корочку хлеба. Напоминание о корочке засело в мозгу Нука и он никак не мог вспомнить, отчего это так важно. Конечно, ему хватит не только на корочку, но и на буханку хлеба или батон, так что нечего бояться…
Нук застыл на месте, а его ишак с удовольствием остановился, почувствовав опустившиеся руки наездника. Ушастая голова осла заинтересованно повернулась, предвкушая привал и вкусный овёс в мешке.
— Батон! — воскликнул Нук, выпучив глаза в пространство.
— Что, батон? — не понял распорядитель.
— Коль, батон! — огорчённо воскликнул Нук, а распорядитель внимательно заглянул в глаза правителю, надеясь, что он сошёл с ума и все хутинки достанутся ему – Колю.
— Коль, я забыл золотой батон, — зеленея от досады, воскликнул Нук, а распорядитель, припоминая увесистый золотой слиток в виде батона, бодро сообщил: — Я вернусь, заберу батон и догоню!
— Я боюсь, что тебя больше не увижу, — сказал Нук, с зелёной любовью глядя на Коля.
— Мои руки ничего не крали, — произнёс Коль, но его слова Нука не убедили, так как распорядитель унесёт то, что плохо лежит, зажав его в зубах.
— Поедет мой сынок, Вик, — решил Нук, подзывая к себе юношу заросшей наружности и с глазами, разъезжающими по сторонам.
— Сынок, ты что курил? — спросил Нук, на что сынок вытащил кисет с какой-то травкой и предложил правителю.
— Не нужно, Вик! Съездишь домой и привезёшь батон, — попросил Нук, а Вик радостно оскалился и пришпорил низкорослого коня. Тот сорвался с места и понёсся быстрее ветра, выписывая зигзаги, но наездник упорно не хотел вылетать из седла. Нук тронул осла, разочаровав его своей меркантильностью, думая о том, стоит ли сделать привал и подождать сына или быстрее убираться с Райны, пока бунтовщики не отобрали последнее.
