представления о том, что подобные сцены безобразны, абсурдны и совершенно нетерпимы среди нормальных цивилизованных людей. Вероятно, Кэтрин сдерживается по сходным причинам.
Фред наклоняется к Майклу.
— Давай-ка я перенесу тебя на кровать.
— Нет! Пожалуйста, не надо… мне здесь лучше.
— Ладно-ладно, как хочешь. Не волнуйся только.
Вряд ли Майкл способен сейчас сопоставлять факты, анализировать, делать выводы, о чем-то подозревать. Просто его инстинктивно тянет остаться там, где он ближе к людям, к выходу наружу, а не в глубине номера. Тот же самый инстинкт самосохранения побуждает благодарно льнуть к друзьям. Майкл, видимо, подсознательно чувствует, кто может дать ему шанс сохранить жизнь. Во всяком случае, Диане кажется, что она уловила верное объяснение его реакции.
Фред звонит портье, просит, чтобы принесли одеяло и постельное белье. Вскоре появляется горничная, не та, что недавно откровенничала с Дианой, а другая. В комнате очень холодно, из окна сквозит, сентябрьское волшебство на улице с утра не возобновилось, сырой ветер гонит по небу густые серые облака. Кэтрин захлопывает окно. Потом они с Фредом застилают постель на диване, раздевают Майкла, снова укладывают. А ведь Диана даже не подумала, что следовало это сделать, Майкл так и пролежал всю ночь одетым, в джемпере и джинсах. Непростительное упущение с ее стороны, которое вполне может стать одним из поводов к подозрениям. Всего лишь мелкая деталь, но характерная, противоречащая образу заботливой молодой супруги. Столько деталей, которые путаются и переплетаются… Вчера казалось, что спонтанно придуманный сценарий почти безупречен, однако в нем оказались досадные пробелы. Кто знает, сколько еще упущений было и будет. Кажется, все учла, однако можно в любой момент допустить промах. К счастью, хотя бы Фред искренне убежден, что она просто растерялась.
Губы у Майкла пересохли, но он упорно отказывается от воды. Пока его общими усилиями стараются устроить поудобнее, можно отвлечься за всеми этими обязательными хлопотами. А теперь, когда остается только ждать, становится не по себе, и похоже, не только Диане. Ждать и смотреть на неподвижное тело под одеялом и осунувшееся, безжизненное лицо, ловить слабое дыхание, готовое в любой момент оборваться… Кэтрин, которая только что успокоительно ворковала, как голубка, начинает всхлипывать. Соскальзывает со стула, опускается на колени возле дивана, прижимается щекой к руке Майкла.
Ночью Фейт стояла на коленях перед Дианой, сегодня очередная нестандартная сцена…
— Кэти, перестань, — говорит Фред. — Ты только расстраиваешь его понапрасну. Все обойдется.
Обхватывает за талию и снова усаживает на прежнее место. Кэтрин не сопротивляется, да и навряд ли смогла бы. Она почти невесомая, для здоровяка Фреда справиться с ней — пара пустяков. Диана внезапно осознает: если бы Майкл действительно умер ночью, это было бы совсем маловероятно. Миссис Броуди упомянула, что дочка ее знакомых сгорела за два дня. И это ведь ребенок, а не взрослый человек, у которого иммунная система все-таки способна сопротивляться. Диана ощущает, как по спине скатываются капли холодного пота. Прежде думала, это такое отвлеченное выражение, но, оказывается, бывает. Все, что в спешке прочитала накануне, смешивается в кишащий противоречиями, шевелящийся ком из отдельных слов, заголовков и фотографий… Да, взрослый мужчина не мог бы вот так, буквально за несколько часов погибнуть от банальной инфекции, когда болезнь даже не развилась, не успела ослабить организм и привести к сердечной недостаточности. Как можно было этого не сообразить?
Размышления, которые едва не ввергают Диану в полный ступор, прерываются появлением доктора Дизли. Весьма и весьма пожилой, чуть приволакивающий ногу, тем не менее, бодрый и хорошо упитанный эскулап сразу производит неизгладимое впечатление. Миссис Броуди сказала о нем вчера: «исключительно отзывчивый человек», правда, забыла добавить: «исключительно самодовольный». Это ясно сразу, хотя он еще не успел толком проявить себя: по громкому голосу, величественной осанке, даже по блеску золотых очков и обширной лысины, окруженной редкими седыми волосами. Доктор водружает на стол пузатый кожаный саквояж. Такими же владели почтенные семейные врачи, посещавшие своих пациентов в далекую викторианскую эпоху. Саквояж выглядит вполне новым, видимо, где-то еще такие выпускают, раз есть покупатели. Для создания законченного образа не хватает только солидной палки с резным набалдашником из слоновой кости.
Фред поспешно придвигает стул, и доктор усаживается в изголовье постели Майкла, с оптимизмом провозглашает:
— Этого молодого человека я лет пятнадцать назад лечил от ангины. Ну, а сейчас что с нами случилось?
Не торопясь, принимается осматривать пациента и расспрашивать Диану и Фреда. Доктор Дизли помнит, что лечил Майкла, когда тот был подростком, однако повторяет одни и те же вопросы по десятому кругу, будто не слышал ответ минуту назад. Впрочем, может так и принято.
— Температуры вчера не было? Сейчас-то даже пониженная слегка.
— Мы не мерили, — отвечает Диана. — Но, мне кажется, вчера температура была. Хоть и не очень высокая.
— Покажите-ка язык, — велит доктор Майклу. — Так, горло чуть красное.
Поправляет очки и сообщает:
— Типичная клиническая картина. Ничего, он у нас быстро пойдет на поправку. Заболевание, в сущности, пустяковое. В большинстве случаев само проходит без последствий, даже если не лечить.
Пустяковое? А как насчет рыжеволосой девочки, которая на позапрошлой неделе покинула мир, в котором почти не успела пожить? Воспоминания о этом случае не тревожат мистера Дизли. Иначе бы он сейчас не задирал голову так высоко и не рассуждал столь безапелляционно. Родители девочки не стали подавать на него в суд. Смирились с потерей.
— Доктор, а может, все-таки анализы… — решается спросить Фред.
— Зачем? И так все понятно. Пусть принимает то, что я вчера рекомендовал, и никаких проблем не возникнет.
Диана вдруг осознает, почему фигура доктора Дизли с первой минуты показалась знакомой. Такой же самоуверенный врач, только помоложе, без раритетного саквояжа и золотых очков, много лет назад уложил в гроб маленького Стивена. С памятью и походкой у их семейного доктора Палмера было все в порядке, он не приволакивал ногу, в отличие от своего эдервильского коллеги, и не страдал лишним весом. Но порода одна и та же, такая же манера держать себя и абсолютная уверенность в собственной правоте. Доктор Дизли ни в коем случае не откажется от ошибочного диагноза, который ставит раз и навсегда. Он окажется надежным союзником Дианы и Фейт, не подозревая об этом.
Пухлая рука со старческими пигментными пятнами начинает мять живот Майкла.
— Сильно болит?
— Не так, как вчера. Скорее, ноет, особенно здесь…
Пухлая рука нажимает посильнее, и Майкл вскрикивает.
— Пропишу-ка я вам обезболивающее, — решает доктор.
Присаживается к столу, вытаскивает из саквояжа большой блокнот, вынимает заложенный под кожаным переплетом бланк и размашисто набрасывает рецепт.
— Кстати, грелку
