даже на суд не явился, хотя зал был набит битком. Мало кто отказался удовлетворить жгучее любопытство и услышать скандальные подробности. Гордон устранился, не пожелав в последний раз свидеться, пусть бы на расстоянии. Его имя не всплыло при следствии, о нем не упоминалось, он не имеет ни малейшего отношения к трагическим событиям в доме Ричардсов. Об их связи никто не подозревает, настолько осторожным было поведение Гордона. Все так, но она надеялась, что он каким-то образом даст знать о себе, пришлет весточку со словами утешения и прощения. Она действительно виновата перед ним, во всяком случае, он сумел внушить эту мысль во время встречи на балу в Ратуше. Последний раз Гордон оказался так близко, можно было смело коснуться его рукой. А можно было устроить громкую сцену в людном месте, после которой что-то несомненно изменилось бы. Во всяком случае, ее судьба могла пойти иначе. Жаль, она тогда не решилась, и Гордон спокойно спит нынче. Он уже успел сделать предложение белокурой Роуз Аллен и получить согласие? Они обручились? Надо полагать, будут счастливы вместе. Удивительно: ревность, пожиравшая раньше, отодвинулась на задний план и больше не тревожит. Видимо, это знак, что все земное отступает.
Преступница ничего не знает о внешних событиях. Кажется, за темными каменными стенами она находится так долго, что снаружи произошло множество перемен. Она оказалась тут в начале августа, сейчас близится конец сентября. Эдервиль такой нарядный в это время года. Она всегда любила осень.
Завтра, конечно, явится священник, чтобы предоставить то формальное утешение, которое дает религия на пороге смерти. Только ей это утешение ни к чему. Раскаянья нет, нет даже сожаления, лишь бесконечная пустота и страх, от которого холодеет все внутри.
Невыносимо ждать завтрашнего дня и считать минуты. Липкий ужас охватывает ее, заставляя предпринять хоть что-то, лишь бы не ждать больше. Выдержит ли оконная решетка, на которую она собирается накинуть тонкий шелковый пояс? Выдержит, можно не сомневаться.
Она придвигает поближе к стене тяжелый дубовый табурет, встает на него. Пальцы уже перебирают пояс, затягивая узел. Свет далеких звезд становится ярче. Она запрокидывает голову, и горло сжимают чьи-то железные руки…
***
Диана не сразу осознает, что ее пальцы судорожно стискивают угол подушки, а не теребят шелковый пояс. Она не стоит на табурете в тюремной камере, а лежит на широкой двуспальной кровати. Вместо длинного платья — короткий халатик… Но сон был настолько реальным, что в действительность трудно поверить.
В соседней комнате тоже не спят. Слышатся шаги, шорохи, позвякивание металла по стеклу, потом умоляющий голос Кэтрин:
— Солнышко, выпей хоть один глоток. У тебя ведь обезвоживание будет!
Может, Майкла опять тошнило или он просто проснулся среди ночи, и друзья решили заставить его выпить раствор. Нужно побольше жидкости.
— Погоди, я его приподниму, — говорит Фред. — Майкл, не пугай нас так, открой глаза! Слышишь?!
В книге, которую Майкл когда-то написал, можно было перелистнуть некоторые страницы и сосредоточиться на истории и переживаниях Фейт. А в реальности это невозможно, она отличается от придуманных сценариев и сюжетов. Диана с головой укрывается одеялом, прячется в тесный и душный, но уютный мир, где нет места раскаянью и запоздалым сожалениям.
Фред считает, что ночь прошла относительно спокойно, и Майкл уже выглядит получше. Если люди искренне хотят во что-то верить, нет смысла с ними спорить.
Прибегают Роджер с Итоном, с самого порога начинается выяснение отношений.
— Что, нельзя было позвонить? — возмущается Роджер.
Итон добавляет:
— Можно подумать, мы посторонние.
Фред оправдывается тем, что вчера было не до звонков. Майкла тормошат, расспрашивают, пытаются как-то подбодрить. В комнате сразу становится шумно и тесно. К счастью, доктор Дизли как раз нашел подходящий момент для повторного визита. По его словам, присутствие стольких посетителей беспокоит и утомляет больного.
— Ладно, мы будем тут дежурить по очереди, — говорит Роджер.
— К чему это? Состояние совершенно не критичное.
— Мы уж как-нибудь сами разберемся, к чему.
Доктор, не привыкший к подобному хамству, удаляется, не попрощавшись. Его ждут пациенты, близкие и друзья которых проявляют больше уважения к светилу медицины.
— Давайте, в самом деле, распределимся, — предлагает Фред. — Диане одной тяжело будет. Я могу в любое время с Майклом посидеть. На этой неделе как раз собирался скинуть всю работу на продавца, а то он вконец обленился.
Роджер отзывается:
— Мы-то вообще свободные люди. Лично я в городе задержусь еще, уезжать пока не собираюсь.
После деликатного стука в дверь в гостиную проскальзывает горничная, та самая чистюля с глазами цвета горького шоколада, которая обожает поболтать на досуге. Опускает на стол поднос. Хрустальные тарелочки с печеньем самой замысловатой формы. Зеленый чай для Майкла и черный кофе для остальных.
— Привет, Линда, — приятельски бросает ей Фред.
— Ох, я так рада вас видеть! Сразу всех узнала. До чего же вы взрослые и успешные. Наверное, не помните меня… А в нашу школу вы не заходили?
— Как-то не успели пока.
Собравшаяся в номере компания воспринимает встречу с бывшей соученицей довольно кисло, без энтузиазма. Да, не помешало бы наведаться в старую добрую школу, может там еще остались прежние учителя…
— Почти все на месте. Директора, правда, сменила мисс Блумфилд. Помните эту засушенную старую деву? И мистер Янг куда-то уехал, уже давно.
— Мы знаем.
— Зато школьный театр снова возродили, как я слышала.
Линда не торопится покидать номер, тем более что здесь разворачивается сцена, которая для нее куда интересней театральной постановки или даже телесериала. Беседа о давно миновавшей школьной поре обрывается без подпитки, Линда наблюдает за тем, как Кэтрин, присев на диван, упрашивает Майкла выпить чай.
— Почему ты отказываешься?
— Я не нарочно, горло само сжимается.
Между тем Кэтрин от уговоров переходит к угрозам.
— Пей! Иначе прямо сейчас брошусь в окно, клянусь! Третий этаж, булыжная мостовая… Я не шучу. Будешь пить?
Она рывком приподнимает туловище Майкла так, что он оказывается в полусидячем положении, голова — на груди Кэтрин. Каким образом хрупкой женщине удается это проделать одной рукой (в другой держит чашку), не очень понятно. Никто не встает, чтобы помочь, ясно: сейчас лучше не вмешиваться.
— Ну же, попытайся!
И Майкл почти до конца выпивает чашку. Крошечными глотками, захлебываясь, но выпивает. Торжествующая Кэтрин ставит на журнальный столик чашку, в которой лишь на дне осталось немного жидкости.
— Умеешь ты уговаривать, Кэти, — глубокомысленно замечает Роджер. — Он бы даже яд проглотил после такого ультиматума.
Линда с явным сожалением, украдкой оглядываясь, покидает номер. Впрочем, она с толком
