чего только не обнаружишь. Вышитый воротничок уже истлел, зато сам бисер сохранился превосходно, даже не потускнел. Так что я его использовала.
Она закрепляет нитку, расправляет завершенную работу. Бережно снимает с комода маленькую Фейт и завязывает кружевной пояс вокруг ее талии.
— Девочки, в том числе престарелые, любят наряжать кукол, — добродушно усмехается миссис Броуди, возвращая куклу на место. — Как себя чувствует Майкл?
— Ему чуть легче, но все равно такое настроение подавленное…
Время за разговорами и чаепитием пролетает незаметно, небо в окне потемнело. Диана уже собирается уходить, но миссис Броуди ее останавливает.
— Я ведь сама хотела вам кое-что занести, и позабыла. Вот, возьмите.
Протягивает Диане большой клубок светлой пряжи и костяной крючок с изящной деревянной ручкой
— Во время последней болезни Грэга я вязала, почти не прерываясь. Когда сидишь у постели больного, одолевают печальные мысли. А если руки заняты вязанием — немного отвлекаешься.
Тут миссис Броуди спохватывается.
— Но у вас-то с Майклом все будет все благополучно. Доктор Дизли уверяет, что никакой опасности нет.
— Конечно.
***
Оказывается, Итона успела сменить Кэтрин. Присев у изголовья постели, расчесывает Майклу волосы, что-то тихо приговаривает. Не отрываясь от этого занятия, молча кивает Диане. Отводит пряди густых и мягких волос со лба. Если бы они с Майклом по-прежнему оставались в комнате наедине, Кэтрин бы его сейчас обязательно поцеловала, можно не сомневаться, а появление законной жены разрушило гармонию. Диана чувствует, что начинает закипать.
Миссис Броуди права на тысячу процентов. Причем вязание отвлекает не только от печальных мыслей, но и от упорного желания со скандалом выставить школьную пассию Майкла за дверь. Диана на удивление быстро припоминает основные приемы, пальцы принимаются с помощью крючка плести причудливый узор. Пышные столбики чередуются с воздушными петлями, постепенно образуя ажурную паутину. Можно следить за рождающимся на глазах узором и почти не обращать внимания на разнообразные досадные моменты.
Собственно, ничего предосудительного в диалоге Майкла и Кэтрин нет, просто воспоминания старых друзей. Но ведь важны не столько сами слова, сколько интонация. Они разговаривают очень тихо. У Майкла нет сил говорить в полный голос, а Кэтрин подстраивается под него. Диана старается не прислушиваться, плетет свой узор, время от времени выходит из гостиной, снова возвращается. Возможно, они даже забыли об ее присутствии или считают, что она осталась в спальне.
— Помнишь, как мы увиделись в первый раз? — шепчет Кэтрин.
— Это было в воскресенье. Мама за завтраком сказала, что соседка привезла племянницу откуда-то издалека. И она теперь будет жить в Эдервиле. Еще мама добавила, что девочка — круглая сирота. Мне тогда показалось: «круглая сирота» — что-то из сказки, среди знакомых девочек круглых сирот не было.
— А мне Эдервиль представлялся таким унылым, холодным и неприветливым. Хотя я толком его не успела увидеть. Уже три дня сидела взаперти, все ждала, когда меня отвезут обратно домой.
— Я улизнул на улицу, забрался на изгородь мисс Брук. У нее одной стояла высокая глухая изгородь. Ее дом в шутку называли неприступным бастионом.
— Да, она нелюдимая была.
— Ты стояла во дворе, недалеко от изгороди, возле куста шиповника, осторожно гладила ветку тонкими пальчиками. Они у тебя и сейчас такие… Куртка была тебе велика, почти полностью скрывала тебя.
— Я не нашла свою одежду, надела куртку, которая висела в прихожей, потихоньку вышла наружу, пока тетя смотрела телевизор. Листья у шиповника побурели, ведь уже наступил конец октября. Оранжевые ягоды, как фонарики на ветках с красной корой… Удивительно красиво. На одной ветке висела паутина, вся в капельках росы.
— А потом ты вдруг подняла голову и заметила меня.
— Просто почувствовала твой взгляд. Так ярко это все, словно сейчас перед глазами, хотя было давно.
— Двадцать лет назад. Скоро будет двадцать… Нам тогда по девять лет было.
Диане хотелось бы заткнуть уши, и не слышать все эти слова, которые звучат в вечерней тишине. Впрочем, пусть тешатся, пусть греются у костра детских воспоминаний, а Диана будет трудолюбиво плести бесконечный, сложный узор. У нее тоже тонкие пальцы, на которые можно заглядеться. А ее руки иногда становятся настолько похожи на руки Фейт, что их невозможно отличить. Как во вчерашнем сне…
— Знаешь, мне было так легко вписаться в новую школу, привыкнуть. Ты ведь меня опекал на каждом шагу. И защищал от тех, кто мог бы обидеть. Но я все равно каждый вечер мечтала о том, что встречусь с родителями. Вырасту, куплю билет на Мальту, доберусь до бухты, возле которой они пропали… Буду долго нырять в прозрачной воде, это будет нелегко, но в конце концов я найду подводный путь, который приведет к ним… Мама стала русалкой, а папа морским царем. Они живут в чудесной подводной стране. Там красочные рыбки, дворцы из кораллов, жемчуг смешивается с золотым песком… Я довольно долго в это верила, лет до одиннадцати.
— Даже мне не рассказывала.
— Мне казалось, если произнесу вслух, то сказка не сбудется. А потом нарисовала эту подводную страну и успокоилась. Помнишь, та моя первая большая картина висела на школьной выставке?
— Помню.
— Дальше придумала, что родители не утонули, а скрылись из-за каких-то важных, непредвиденных причин. Папа был скромным клерком, но я воображала, что он на самом деле супергерой, ему пришлось скрываться от могущественных врагов. Маму пришлось с собой забрать, потому что ей тоже угрожала опасность. А когда ситуация изменится, они вернутся. Однажды приедут в Эдервиль… Я ведь помнила их живыми, до того, как они отправились в тот злосчастный отпуск. Меня не взяли… Но вторая мечта прошла совсем быстро, растворилась в обычной жизни.
— Кэти…
Диане со своего места не видно, однако можно поспорить, что их пальцы сейчас переплелись.
— Хватит… Тебе спать пора. Ты устал, у тебя глаза слипаются.
— Нет-нет, все нормально. Просто посиди со мной еще немного. Не уходи еще хоть пять минут.
— Никуда я не уйду. А знаешь, тот шиповник возле изгороди цел. Там теперь такие заросли…
***
Вчера Диана напрасно опасалась возможных конфликтов с Роджером. По отношению к Диане он особого дружелюбия не проявляет, но, во всяком случае, держится вполне прилично и не заносчиво, в отличие от Итона накануне. А когда оборачивается к Майклу, вообще преображается, даже вечно насмешливый мефистофельский взгляд смягчается.
— Может, почитать тебе что-нибудь? Отвлечешься немного. Согласен?
— Да.
Долго роется в образовавшемся в углу складе из журналов и рекламных буклетов. В конце концов, из одного толстого журнала выпадает брошюра с обложкой в готическом стиле. Издание явно предназначено для туристов.
— «Эдервильские легенды». Самое то!