листья затрепетали, как живые. В следующее мгновение стебли вытянулись змеями, оплели его по пояс, стали подбираться к шее. Напрасно пытался он высвободиться, растения охватили его прочной сетью. Корни оторвались от земли, зато стебли росли и вытягивались на глазах, раскрывались новые соцветия. Долго бегал по округе человек, почти невидимый из-за покрывшей его желто-зеленой сети, отчаянно кричал, стараясь разорвать цветочные стебли. Они задушили его не сразу, дали время как следует помучиться. Никто не подошел помочь, да это было и невозможно.
С тех пор полноводная река так и не восстановилась. На ее месте постепенно образовалась узкая речка, в которой не было уже никаких волшебных созданий. А золотые цветы, задушившие проповедника, распространились по всему Эдервилю и округе, их прозвали «локонами речной девы». Однако память людская недолговечна. Через некоторое время забылись песни о речной деве и рыбаке, а цветы стали называть по-другому: «золотые кружева». Город менялся и рос, развивались ремесла, эдервильские кружевницы славились по всей стране, поэтому новое название прижилось. Только в одной древней летописи сохранилась история о жестоком проповеднике. Теперь вам тоже известно настоящее название волшебных цветов, которые не встретишь нигде, кроме Эдервиля.
Из тесного уголка перед ванной комнатой, куда Кэтрин с Фредом удалились, чтобы пошептаться без свидетелей, до спальни долетает почти каждое слово. Тихой беседы не получилось, разговор почти сразу переключился на повышенные тона.
— Фред, уже четвертые сутки пошли! Почему нет никаких улучшений?
— Дизли говорил, это может на неделю растянуться.
— Да что же вы все так верите этому Дизли?!
— Сама знаешь, Кэти, он лучший врач в городе и округе, стольких людей спас.
— Какое мне дело до других людей? Майклу-то ведь лучше не становится. Он тает с каждым днем, неужели вы не замечаете?
— Естественно, он ведь не ест ничего. И потом я помню, он сам жаловался, что очень уставал в последнее время. Организм ослаб, вот Майкл и свалился от первой попавшейся инфекции.
— Давай отвезем его в больницу, Фред! Я больше не могу сидеть тут и смотреть, как он мучается.
— Ты же видела, как он отреагировал, когда я только заикнулся…
— Разве можно требовать, чтобы он это решал? Мы сами должны позаботиться.
— Кэти, думаешь, я не переживаю?
— Что-то не заметно!
— Если не станет лучше в ближайшие день-два, придется послать Дизли куда подальше.
— Ну, хорошо…
— Сейчас иди домой и выспись нормально. А то у тебя вид, будто на похороны собираешься.
— Как у тебя язык повернулся такое сказать!
Кэтрин выскакивает в гостиную, Фред, не торопясь, идет следом.
Они заполонили весь номер, эти бывшие одноклассники, и хозяйничают здесь по собственному усмотрению. Диане не понять периодичности, с которой они появляются, сменяя друг друга, то оставаясь на ночь, то на пару часов, то поодиночке, то вдвоем. Для них не составило сложности отстранить Диану, они старше и опытней, хотя какая уж там разница — четыре года… Но все равно они не желают играть свои партии в пьесе, придуманной Дианой. Один Фред явно демонстрирует сочувствие, да и тот не воспринимает ее всерьез. Разумеется, друзья не догадываются об истинной причине болезни Майкла. И все же само собой получается так, что они ограждают его от Дианы, словно охраняют. Она и на десять минут не остается наедине с мужем. В сущности, Диана даже им благодарна, ведь иначе пришлось бы целый день быть рядом. А когда Майкл не спит, то еще и выдерживать его невозможный взгляд. В этом взгляде нет упрека или подозрения, однако Диане попросту страшно, когда Майкл смотрит на нее из какого-то туманного далека. Будто находится уже не здесь, а по ту сторону.
Надо было не бояться тогда, а отбросить сомнения и добавить побольше эликсира в десерт. Почувствуй Майкл сильную горечь, он бы выплюнул отраву. Вряд ли дальше поднялся бы скандал. Майкл подумал бы, что миссис Броуди случайно переложила пряностей, и на этом инцидент оказался бы исчерпан. Ну, а если… Все, вероятно, закончилось бы примерно в течение суток, как в истории Фейт. Фейт и Гомункулус не показываются уже давно, целую вечность. Получается, бросили Диану на произвол судьбы, довели до края пропасти и бросили. А может, их вообще не существует? Галлюцинации — яркие, правдоподобные, готовые поспорить с реальностью…
От боковой стены отделяется Фейт, кивает Диане и направляется в гостиную. Отчетливо слышится шорох шелкового платья.
Жизнь замкнулась в рамках гостиничного номера, откуда уже не предвидится выхода. Нет ни сожаления, ни раскаянья, только зябкая пустота. Графиня Хелен, прежде чем покаяться, прожила долгую и счастливую жизнь. А Диане остается без конца перебирать в голове всевозможные варианты, стараться не выдать себя… И отстраненно наблюдать за Майклом.
Он в сознании, узнает окружающих, послушно глотает лекарства, которыми его пичкают строго по часам, шепчет «спасибо», когда ему поправляют подушку или дают напиться. Но это лишь тень прежнего Майкла, случайно задержавшаяся в мире живых. У него больше нет своей воли, и его судьба зависит уже от кого-то другого.
***
Винсент Кроссвуд выбрался из своего пыльного уединения навестить племянника. Чувствует себя неловко, будто впервые за много лет показался на люди. Да и племянник никакой радости по поводу его визита не проявляет. Хотя вроде бы пытается улыбнуться.
Дядюшка Винсент появился не с пустыми руками, принес небольшой альбом в бордовом переплете, видно, что давнишний.
— Когда Майкл на прошлой неделе заглянул ко мне, мы вместе искали этот альбом по всему дому, но не нашли. А вчера я как раз обнаружил его в шкафу, на самой верхней полке.
Майкл ничего не отвечает, равнодушно смотрит на обложку. Мистер Кроссвуд собирается положить альбом на квадратный журнальный столик, придвинутый к дивану, но там уже нет места из-за вскрытых аптечных упаковок, чашек, салфеток и прочего. Тогда он осторожно кладет альбом на край дивана.
— Может быть, потом взглянешь, ты же хотел…
Мистер Кроссвуд садится в кресло, складывает сухие морщинистые руки ладонями вместе. В комнате нависает пауза, которая прерывается звяканьем эсэмэски, прилетевшей на телефон Фреда. Тот говорит:
— Отлучусь на часок? Продавец там что-то перепутал с накладными. Это прямо воплощенная бестолочь.
Никто, само собой, не возражает, и Фред отправляется по своим делам. Рука Майкла движется под одеялом, приподнимается, ложится на правый бок.
Диана спрашивает:
— Дать обезболивающее?
Майкл едва заметно кивает.
Мистер Кроссвуд встает со своего места.
— Я, пожалуй, пойду, не буду мешать. Майкл, поправляйся скорее. Еще загляну на днях.
***
Семейные фотографии Кроссвудов… Майкла теперь не волнует, нашлись
