— Можешь поднять блузку? Мне нужно видеть раны, — сказал Кинан чуть дрожащим голосом, то ли от страха, то ли от того, о чем Эйслинн даже думать не хотела.
Дверь комнаты была открыта. У них не было личной жизни, которую нужно было бы прятать от чужих глаз, но никто бы даже не приблизился к комнате, когда они были там вдвоем. Двор принимал их партнерские отношения без интима, но такое положение дел никого не радовало. И это не было секретом.
Эйслинн молча подняла край блузки, оголив перед Кинаном живот. Раны были прикрыты белым бинтом.
— Это тоже убрать? — спросила она.
Он кивнул, но помочь не предложил. Его руки были сцеплены в замок, а сам Кинан избегал прямо смотреть на Эйслинн.
Аккуратно она оторвала пластырь и сняла бинт. Темно-фиолетовые синяки окружали четыре кроваво-красных раны. Ненамного больше дюйма в диаметре, раны уходили глубоко в ее тело. Проткнув пальцами живот Эйслинн, Дония уже внутри увеличила куски льда.
— Больно не будет, — пробормотал Кинан. — Но, боюсь, будет несколько… неудобно.
На этот раз Эйслинн покраснела сильнее.
— Я тебе доверяю.
Не говоря больше ни слова, он надавил ладонью на обмороженный участок кожи. Прикосновение его руки было словно электрический ток, а в глазах Кинана волны океана омывали заброшенный пляж в лучах великолепного рассвета.
Острое удовольствие пронзило Эйслинн, и она с силой втянула носом воздух.
Он не отводил от нее взгляда, пока солнечный свет впитывался в раны. Пристально глядя ей в глаза, Кинан заговорил:
— Ты исцелила мороз Бейры поцелуем. Я бы тоже мог быстрее вылечить тебя, но… не могу, не так. Я хочу, Эш. Я хочу воспользоваться ситуацией, чтобы поцеловать тебя… сюда, — его взгляд метнулся к ее голому животу, — хочу использовать доверие, которое ты испытываешь ко мне, прямо сейчас, чтобы мы могли затеряться друг в друге. Но не могу. Не могу, когда ты моя и не моя одновременно. Лечить тебя так, как сейчас, получится медленнее, зато так будет лучше. Для тебя и… для всех.
— Думаю, это правильно, — сказала Эйслинн и сделала еще один вдох.
Ее сердце выбивало опасный ритм, а все тело пронизывали струны чистого блаженства, когда от солнечного света внутри нее таял лед. И все это время Кинан смотрел на нее с таким восхищением во взгляде, от которого ей всегда хотелось убежать. Но сейчас бежать было некуда.
Эйслинн уговаривала себя отвести взгляд, но бесполезно. Все, что она могла, — это смотреть и смотреть на него.
Солнечный свет становился сильнее. Эйслинн схватила запястье Кинана и задрожала — не от холода, а от наслаждения, покалывающего кожу и растекающегося по венам. Отрицать бесполезно — это было сексуально. Всего одно прикосновение его руки к ее животу, а ощущения были такие же, как от того, что у Эйслинн было с Сетом.
Кинан глубоко и ровно дышал, и она пыталась сконцентрироваться на этом ритме, чтобы отвлечься.
— Ты должен остановиться…
— Должен?
— Да, — прошептала она, но не убрала его руку и не отпустила его запястья.
Солнечный свет вдыхал жизнь в ее кожу. Его солнечный свет. Наш свет. С губ Эйслинн сорвался вздох, когда пульсация света, льющегося из его ладони в нее, усилилась и заменила собой все остальные ощущения. Она закрыла глаза, а удовольствие волна за волной накрывало ее тело.
Цветы с шелестом потянулись к свету, которым они оба наполняли комнату.
А потом Кинан убрал руку.
Эйслинн казалось, что на ее коже должен был остаться ожог. Она взглянула вниз — ничего не было. Четыре крошечных пореза все еще были видны, но синяки почти исчезли.
— Ты в порядке? — тихо спросила она.
— Нет, — ответил он, тяжело сглотнув. Казалось, Кинан в таком же замешательстве и чувствует себя таким же уязвимым, как и Эйслинн. — Я не хочу быть без нее, не хочу быть без тебя. Она прогоняет меня из-за того, что я чувствую к тебе. Вы обе требуете, чтобы я делал выбор, который никак не вяжется с тем, что, по моим убеждениям, я должен делать. Я мог бы быть счастлив с любой из вас, но я страдаю, и я слаб из-за того, какие у нас сейчас отношения.
— Мне очень жаль, — отозвалась Эйслинн, чувствуя себя более виноватой, чем когда бы то ни было.
— Мне тоже, — кивнул Кинан. — Я бы, скорее, умер, только бы не видеть, что тебе больно, но я никак и никогда не смогу напасть на нее. Ты моя королева, а она… Я всегда любил и люблю ее, порой кажется, что это навеки. Если ты хочешь, чтобы между нами было нечто большее, — он провел пальцами по ее все еще голому животу, — я расстанусь с ней навсегда. Когда я нашел свою королеву, я знал, что должен буду это сделать. И она знала. Мы оба приняли это. Король должен быть со своей королевой. Я это чувствую. Каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, я это чувствую. Это как…
— Неизбежность, — закончила Эйслинн шепотом. — Я знаю, но я не люблю тебя. Мне не нужно было соглашаться на это исцеление, да?
— Ты была ранена. А я не предупредил тебя, что это будет похоже на…
— На секс? — вспыхнула Эйслинн. — А когда я тебя исцелила, ты чувствовал то же самое?
— Не так сильно. Тогда раны были небольшими, и тогда была зима. — Ладонь Кинана лежала рядом с рукой Эйслинн. Он не прикасался к ней, но она чувствовала исходящий от него манящий жар. Кинан сжал руку в кулак. — Я не должен был влюбляться в ту, которая не является моей королевой. Я должен любить тебя, а не ее. А ты должна была полюбить меня.
По щекам Эйслинн покатились слезы, и она не могла с уверенностью сказать, почему плачет — от стыда или от боли.
— Мне очень жаль, — в который раз сказала она. — Мне нужна свобода от тебя. Мне очень жаль. Я… Прости.
Кинан вздохнул, но не убрал руку.
— Я должен был попытаться. Если бы мы были вместе, все было бы гораздо проще.
— Но я не люблю тебя, а Дония любит. Если бы я могла поменяться с ней местами, я бы сделала это. Я ушла бы из Двора, если бы могла. Если бы это поставило все на свои места…
— Тогда ты сильнее, чем я. Я хочу иметь все и сразу: свой Двор, королеву и любовь. Когда ты стала моей королевой, ты подарила мне мой Двор, но, — Кинан отстранился, — не себя саму. По крайней мере, пока что. Вся эта гонка за то, чтобы обрести свои силы, сделала меня недальновидным. Мне нужно только держаться от тебя на расстоянии, пока мы не осознаем, что должны быть вместе. Может, нам нужно постоянно держать возле себя охранников, чтобы не оставаться здесь наедине, или еще что-то…
— Ты поможешь мне сделать Сета…
— Нет. Никогда. Я могу больше помогать тебе сейчас, но ни за что не обреку Сета на проклятие. Даже если бы я не хотел тебя, я не сделал бы этого. Со временем, Эйслинн, мы поймем то, что есть между нами. Ты и я вместе — это неизбежно. Но сейчас я ухожу. — Он повернулся к двери. — Не знаю, как мне продолжать жить отдельно от тебя, но пока у тебя будет Сет, я буду стараться быть с Дон.
