Он говорит медленно, с трудом подбирая слова. На висках у него серебрятся седые нити — раньше их не было. Весь он какой-то вялый, как будто ему не только трудно говорить, но и двигаться. От прежнего энергичного и жизнерадостного Эдика почти ничего не осталось.
— Доктор Жданова сказала, что послезавтра они будут делать эту процедуру… Переносить личность на промежуточный носитель. На нём она будет храниться, пока новое тело не будет готово.
Слышны лёгкие шаги, и на пороге кухни появляется Ваня. Я не сразу его узнаю: так он подрос и окреп. Ему тринадцать, но для своего возраста он высокий и плотно сложенный, выглядит на все пятнадцать. У него короткая спортивная стрижка, хорошо развитые, рельефные икры и круглое, розовощёкое лицо. Я смотрю на него и не верю, что этот высокий, крепкий подросток — мой сын. Он тоже смотрит на меня, застыв на пороге кухни. Я поднимаюсь, делаю к нему шаг.
— Ваня…
Он быстрым шагом вразвалку подходит и обнимает меня.
— Мама, — говорит он по-юношески низким голосом, почти басом.
Он уже выше моего плеча. Я глажу его коротко стриженые волосы, тереблю за уши и щиплю его округлившиеся щёки.
— Ванька, как ты вырос… Тебя просто не узнать! Какой же ты стал красавец. Спортсменом будешь?
— Он уже нацелен на профессиональный хоккей, — подаёт голос Эдик.
Ваня уже такой большой, что на колени, как раньше, его уже не посадишь: он, пожалуй, весит столько же, сколько и я. Я молчу, у меня нет слов, Ваня тоже молчит, но видно, что ему не терпится о чём-то спросить, а в присутствии Эдика и Ларисы он не решается. На них он поглядывает искоса.
— Я бы хотела утром съездить к Маше, — говорю я.
— Мы едем к ней в "Феникс" к половине девятого, — отвечает Эдик. — Можешь поехать с нами. Пока можешь расположиться в её комнате.
В доме произошли некоторые изменения: Эдик оборудовал чердак под жилую комнату, и теперь там живёт Ваня, а их с Машей бывшая детская полностью принадлежит Маше. В чердачной комнате Вани много места. Там стоит кровать, диванчик, письменный стол с компьютером, тренажёры. На особой вешалке висит хоккейная вратарская форма.
— Просторно у тебя тут, — говорю я, садясь на диванчик. — Тебе тут нравится?
— Тут лучше, — отвечает Ваня, забираясь на кровать. — Я тут один, и никто мне не мешает.
— И давно папа решил развести вас с Машей по разным комнатам?
— Я тут живу с прошлой осени.
Я пересаживаюсь с диванчика на кровать, поближе к Ване.
— Ну, рассказывай, как жизнь. Учёбу-то хоть из-за хоккея не забросил?
Ваня не отличник, но и не двоечник: учится он средне. Хоккеем увлечён всерьёз, собирается стать профессиональным вратарём. Он уже сейчас вратарь что надо: не пропускает ни одной шайбы. С гордостью он показывает мне коробку с похвальными грамотами, фотоальбом. Но ему не терпится узнать:
— Мама, где ты всё это время жила?
Врать ему я не могу.
— Один очень хороший человек приютил меня, — отвечаю я.
— А на что ты жила? Этот… человек давал тебе деньги?
— Нет, Ванюша, деньги я зарабатывала сама. Пришлось. Я не хотела сидеть у него на шее. Скажи лучше, эта Лариса… Откуда она вообще взялась?
— Она была нашей няней. А потом отец сказал, что хочет с тобой развестись, а на ней жениться.
— Как она тебе? Как человек?
Ваня морщится.
— Коза… Только и знает, что болтать по телефону, ездить по магазинам и всяким там салонам красоты. Бабушка как-то сказала, что она шлюха.
Я хмурюсь.
— Ваня, никогда так не говори.
Он, набычившись, молчит, потом говорит тихо:
— Это бабушка так сказала.
— Она тебе не нравится?
— Она дура. Готовит плохо. Воспитывает нас, а сама дура дурой. Сериалы всякие смотрит и ток-шоу. Она все твои вещи выбросила и своими тряпками шкафы забила.
Я ерошу его топорщащиеся в стороны волосы.
— Ну, выбросила так выбросила. Бог с ними. У меня уже другие есть.
Он смотрит мне в глаза.
— Мама, почему ты уехала? Потому что отец тебя выгнал?
— Да не то чтобы выгнал, сынок. Нет. Я сама уехала.
Ваня смотрит куда-то в пол, вид у него виноватый и понурый.
— Это из-за того, что я тогда ему сказал, что ты била Машку. Я неправильно сказал. Ты её не била.
Я беру его голову и целую в макушку.
— Ванюшка, не думай об этом. Я тебя ни в чём не виню. А уехала я потому, что мне нужно было разобраться в себе. Я действительно стала другой… И мне нужно было понять, откуда что взялось во мне. И на что я способна. Мне очень жаль, что я вас покинула. Но Маша… Она отказывалась меня признать. Ты ведь помнишь, до чего это дошло. Она ясно дала понять, что не хочет видеть меня.
— Теперь она хочет, — говорит Ваня. — Мы видели твой клип по "Муз-TV". Пока Машка была дома, она целыми днями липла к телику, всё ждала, когда его ещё раз покажут. Потом она его записала и по пять раз в день смотрела. А когда её увезли в "Феникс", она меня попросила купить ей твой диск. Я ещё плакат купил.
Бежать, нет, лететь на крыльях к Маше — вот что мне хочется прямо сейчас. Сердце от радости заходится, я смеюсь и тискаю Ваню. А он вдруг спрашивает:
— А ты сейчас одна живёшь или у тебя есть кто-то?
От этого вопроса мне не по себе. Ваня смотрит на меня серьёзно.
— Ладно, что я, не понимаю, что ли?
Я не знаю, как ответить.
— Ты бы обиделся, если бы я сказала, что есть?
Он усмехается.
— Да нет, чего тут обижаться… Ты ещё молодая и красивая. Глупо быть одной.
Оказывается, он уже совсем взрослый, мой сын. А ещё недавно, выскакивая из моей машины, маленький и резвый, он махал мне рукой и бежал в школу.
Люк в полу комнаты открывается, и появляется она — новая любовь Эдика, женщина-чайка.
— Ваня, ты почему всё ещё не спишь? Завтра с утра в школу.
Ответ Вани не отличается особой почтительностью:
— Я с мамой разговариваю. Уйди отсюда вообще.
Лариса поджимает и без того тонкие губы, прищуривается.
— Ну хорошо. Не хочешь слушаться меня — с тобой поговорит отец!
Ваня корчит ей вслед рожу. Я говорю:
— Ваня, а ведь в самом деле, уже поздно. Если завтра утром тебе в школу, может быть, лучше всё-таки лечь и немного поспать? Мы с тобой ещё поговорим — завтра. Я никуда не денусь.
Ваня не особенно слушается и отца. Когда из люка появляется Эдик со словами "Ты почему опять нагрубил Ларисе?", мой сын делает удивлённое лицо и спрашивает:
— А кто это? А, это та мочалка, которая тут ошивается!
— Иван, это что за выражения? — хмурится Эдик.
— Те, которых она заслуживает, — отвечает Ваня и, скинув тапочки, забирается под одеяло.
Он поворачивается к отцу спиной. Я глажу жёсткий ёжик на его голове и целую его в ухо.
