— Что ты делаешь? — вздыхает он. — Зачем?
Я падаю на кровать. Вадим стоит надо мной с болью во взгляде.
— Что с тобой происходит?
Виски жжёт нутро, льётся из моих глаз едкими слезами.
— Я им больше не нужна. Эдик кого-то нашёл.
1
Мой рот тянется к горлышку бутылки, но чья-то сильная рука отнимает сосуд с огненной водой.
— Всё, Натэлла, хватит. Очнись!
Из ванной доносится бульканье: вместо того чтобы литься в моё горло, водка льётся в канализацию. "Звяк", — встаёт на пол пустая бутылка.
— С этим пора заканчивать. Уйдя от реальности, ты ничего не решаешь. Ты хоть постыдись — Лиза всё это видит!
Она стоит, прислонившись к дверному косяку, и смотрит на меня. Я не могу вынести её взгляда, утыкаюсь лицом в подушку. Меня тормошат твёрдые, настойчивые руки.
— Нет, нет! Пошли, посмотришь, до чего ты себя довела. На кого ты стала похожа!
Сильные руки ведут меня в ванную. В зеркале я вижу бледную особу в ночной рубашке, босую, с голубыми тенями вокруг глаз и стеклянным взглядом.
— Эрнестас хочет предложить тебе новую работу. Он уже два раза звонил, но мне пришлось сказать ему, что ты заболела.
В доме нет ни капли спиртного: Вадим твёрд, как скала. У меня трясутся руки, трясётся голова, во рту горько и сухо, отмирающее сердце слегка саднит. Я не могу спать, и Вадим тоже не спит: он сторожит меня.
В два часа ночи его всё-таки одолевает сон. Стараясь не шуметь, я обуваю тапочки, натягиваю халат и потихоньку выхожу из дома к своему последнему тайнику. Он хитро устроен в декоративном бассейне с кувшинками. На самом его дне, невидимая под толщей мутной зеленоватой воды, лежит непочатая, запечатанная литровая бутылка водки, привязанная за горлышко к одному из стеблей кувшинок тонкой верёвочкой. Придумано-то хорошо, вот только найти бы тот стебель…
Я заглядываю под все листья, сколько могу дотянуться с края бассейна, но почему-то не могу найти узелок верёвочки. Кажется, я перемудрила с этим тайником. Целый литр водки, и я не могу его найти!
— Вон она, папа!
Маленькая предательница Лиза стоит на крыльце и показывает на меня пальцем. Вадим уже спешит ко мне, и с перепугу я кувырком лечу в кувшинки. Вода заливает мне уши, глаза, попадает в рот и в нос. Я барахтаюсь и выныриваю, увенчанная большим листом кувшинки. Вадим сидит на корточках у края бассейна, за плечом у него серебрится в лунном свете белокурая головка Лизы.
— Ну как, освежилась? — тихо смеётся он. — Как приятно искупаться в лунную ночь!
— Не смешно, — бормочу я, отплёвываясь. — Лучше помоги мне вылезти отсюда.
— Сначала я посмотрю, зачем ты сюда полезла, — говорит он.
Он шарит рукой в воде, перебирает листья. Подумать только: ему тут же попадается нужный лист, он тянет за верёвочку и выуживает мою бутылку. Её мокрые стеклянные бока поблёскивают, с неё капает вода.
— Ты только посмотри, Лиза! — восклицает он. — Куда мама запрятала водку! Ну и хитрая она у нас. Такая хитрая, что сама себя обхитрила! Мы с тобой обыскали весь дом, а во дворе посмотреть не догадались.
Я тянусь рукой к бутылке, но она ускользает от меня: Вадим, вставая, подтягивает её на верёвочке и берёт в руки.
— Э, нет, дорогая. Ты её не получишь. Хватит!
Он распечатывает её и выливает всю водку на траву, а я не могу выкарабкаться из проклятого бассейна, чтобы этому воспрепятствовать. Пустую бутылку он отдаёт Лизе и только потом протягивает мне руку:
— Давай, вылезай.
С его помощью я с грехом пополам выбираюсь из воды. Я вся мокрая, мои тапочки утонули, и от холода мои зубы сразу начинают выбивать дробь. Тёплая рука Вадима берёт меня повыше локтя:
— Пошли домой.
Через двадцать минут я уже в сухой пижаме сижу в постели и пью обжигающий чай с лимоном.
— Надо будет осмотреть всё во дворе, — говорит Вадим Лизе. — Вдруг у неё там ещё что-нибудь спрятано.
— Не надо, — хрипло говорю я. — Это была последняя. У меня больше ничего нет.
Купание слегка отрезвило меня, но мне по-прежнему гадко. Вадим вздыхает и говорит:
— Ты не обижайся, но мы с Лизой всё-таки на всякий случай посмотрим.
— Как хотите, — говорю я, ставя чашку на тумбочку и укладываясь на подушку.
Я доживаю до утра. Хмеля почти нет, осталось только отвратительное самочувствие, а душа и сердце пусты. Лиза, не спавшая всю ночь, наконец-то заснула, а Вадим, усталый и бледный, пьёт кофе на кухне. В десять часов кто-то неожиданно приезжает. Я лежу, сожжённая дотла, и мне даже не интересно, кто может нанести нам визит.
Это оказывается Платанас. Он долго извиняется за вторжение и объясняет, что беспокоился за меня. Одного взгляда на меня ему достаточно, чтобы понять, что у меня за болезнь.
— Так, надо срочно вытаскивать её из этого! — говорит он, озабоченно шагая по комнате туда и сюда. — Нужна полная детоксикация организма. Ну, то есть, чистка. Есть хорошая клиника, где буквально за пару-тройку дней ей очистят кровь и выведут из этого состояния.
Он говорит со знанием дела. Он обещает обо всём договориться, и Вадим соглашается.
— И не таких на ноги ставили, — говорит мне Платанас. — Не буду называть фамилии. А лучшее лекарство от тоски — работа.
Вадим склоняется надо мной.
— Ведь ты же любишь пробовать новое. Делать то, что ты раньше не делала. Зачем бездарно тратить себя на всякую ерунду?
2
Своим возрождением из пепла я обязана только Вадиму и Платанасу. Платанас вовлёк меня в новую интересную работу, а Вадим был рядом и всесторонне поддерживал меня. Жажда нового действительно не угасла во мне, и я приняла предложение Платанаса — то самое, которое Алиса отклонила. Я могла бы подробно рассказать, как была записана моя первая песня и снят первый видеоклип, могла бы описать, как шла работа над моим дебютным альбомом, перечислить и описать всех людей, с которыми я познакомилась, окунувшись с головой в эту новую для меня работу, могла бы поведать, в каких городах я побывала, в каких концертах приняла участие. Могла бы, потому что это было очень интересно, ново и увлекательно для меня. Было, пока не случилось то, что в одно мгновение погасило блеск всех огней, заглушило все звуки и перебило все вкусы той жизни, в которую я начала входить.
У моей дочери обнаружили синдром Кларка — Райнера.
Мой первый альбом должен был состоять из четырнадцати песен, но почти в самый последний момент я принесла композитору текст пятнадцатой, который я написала сама. Эта песня была о Маше и для Маши, в ней была вся моя любовь, боль и тоска по ней. Она называлась "Молчание". У меня была и мелодия, и я напела первый куплет и припев. Несколько дней интенсивной работы — и мой альбом пополнился пятнадцатой песней. У меня снова щёлкнуло в голове: я заявила, что хочу снять клип именно на эту песню, а не на другую, как планировалось. Я также попросила внести изменения в обложку альбома, добавив надпись: "Посвящаю Машеньке". Мне хотелось на весь мир прокричать о своей боли, которую я так долго носила в себе, и все как-то сразу это почувствовали. Мне никто не посмел перечить. Клип был снят на "Молчание" (в качестве режиссёра выступила я сама), посвящение было добавлено на обложку, художественным оформлением которой, кстати, занимался Вадим. Я не знала, услышит ли Маша крик моего сердца, но я надеялась на то, что если она всё-таки увидит этот клип, то почувствует и в словах, и в музыке, и в видео всю мою боль. Клип "Молчание" после недельного показала на канале "Муз-TV" занял первое место в ежемесячном выпуске "Лучшей 20-ки".
