— Теперь-то мы можем отдохнуть? — спросила Иверлин у Хамсина.
— Зря я взял вас с собой, — ответил тот. — Вы и часа не можете пройти без отдыха. Таким манером мы никогда не доберемся.
— Подожди, Хамсин. У меня возникла мысль, — сказала Бет. — Может быть, выслушаешь, сделаешь милость?
— Что за мысль? Неужели у тебя могут быть какие-то полезные мысли?
— Отчего же нет?!
Бет опять посчитала себя оскорбленной и хотела было возмутиться, но вдруг сообразила: наместник нарочно, забавляясь, пытается ее разозлить. Она решила не давать ему повода для насмешек.
— Да, мысль, — подтвердила она. — С вашего позволения, у меня тоже порой возникают таковые.
Но Хамсин ей не поверил. Он присел на какой-то выступ в стене, нисколько не пугаясь свободного простора под ногами. Иверлин отошла подальше от обрыва и тоже уселась на землю, со вздохом распрямив ноги.
— Ты что же меня и не выслушаешь даже? — спросила Бет, начиная злиться.
— Нет, — спокойно ответил Хамсин. — Я не желаю выслушивать детские глупости.
— Детские глупости? Так ты меня ребенком что ли считаешь?
— Ты не поняла, — несколько повысив тон, молвил наместник. — Для несообразительных поясняю: я считаю тебя самым ничтожным созданием Демиурга. Мало того, что я должен идти рядом с человеком, так этот человек еще и женского пола.
— Ах, вон оно что? Так у тебя проблемы с женщинами?
— Проблемы не у меня с ними, а у них со мной. Мой разговор обычно краток.
— Поясни.
— Не желаю, — еще более жестким голосом произнес Хамсин. Сам того не замечая, он втягивался в бессмысленную полемику.
— Между прочим, я два месяца была наместницей! — заявила Бет и тут же пожалела об этом, потому что вспомнила, что на самом деле вся эта история была только фарсом. Хамсин ведь мог знать об этом…
— Ну и что?
— Я встречалась с Саргоном и могла бы получить власть!
— Но ведь не получила!
— Я просто не захотела! — уже не могла остановиться бывшая наместница.
— Ну, и дура!
— Сам дурак!
Беатриче явно ощущала, что спор превратился в препирательство на уровне детского сада, но прекращать не могла и не хотела. У нее возникла еще одна новая и смелая мысль, совершенно затмившая ту, из-за которой и возникли прения. Она хотела тут же предложить Хамсину сразиться на мечах, верней, за отсутствием оных, на саблях, чтоб доказать, что она не какая-нибудь. Но к счастью, со дна сознания всплыл здравый смысл, и она, не сбавляя спесивого своего тона, заявила только:
— Я убила пса-духа!
— Не удивила. Я таких не одного прикончил.
— Да. Но ведь мне всего двадцать лет.
— Нашла чем хвалиться.
— Я не хвалюсь! Я поясняю: ты в моем возрасте мог такое?
— Я не помню, что было несколько тысяч лет назад.
В этот момент в напряженной, как перед грозой, атмосфере, раздался голос Иверлин:
— Мне стало казаться, что я тут третья лишняя.
— Не болтай ерунды! — одновременно повернувшись к ней, хором ответили Бет и Хамсин.
— Ну? А я что говорю? — подтвердила мысль Ив.
Спорщики затихли. Беатриче решила успокоиться, и сосредоточиться на своей недавней догадке. Но ее взволнованный спором рассудок отказывался теперь концентрироваться. Она затаила обиду, хотя и понимала, что глупо дуться, как ребенку. "Нужно быть мудрее и хитрее его", — внушала она себе и злилась за свою несдержанность и вспыльчивость. И тут Хамсин неожиданно спросил:
— Ты, кажется, хотела поделиться какими-то мыслями?
В его голосе снова зазвучала явная насмешка, и если бы Бет снова обратила на это внимание, то весь сыр-бор разгорелся бы заново. И она решила игнорировать этот тон, не позволив наместнику снова развлекаться таким образом.
— Я хотела спросить, как ты считаешь, существует ли в поведении лабиринта какая-то логика?
— Логика? Я думаю, нет субстанции более алогичной, чем он.
— Но ведь он не просто так совершает свои… метаморфозы?
— Ты к чему-то клонишь? — уже довольно серьезно спросил Хамсин.
— Я считаю, Ив, послушай и ты… Мне кажется, что нам вообще не надо никуда идти. Мы должны оставаться на месте и ждать, когда он проявит себя.
— С чего ты взяла, что он себя будет проявлять? — задала вопрос Иверлин.
— По-моему, я все-таки нащупала какую-то логику. Только объяснить пока не могу. У меня лишь смутные предчувствия.
Хамсин молчал. Казалось, но тоже задумался. А может быть, просто уснул. За маской невозможно было увидеть его.
— И все-таки, что за предчувствия? — заинтересованно вопрошала Иверлин.
— Не могу понять. Просто предлагаю подождать.
Прошло три четверти часа, прежде чем разговор снова возобновился. И первым заговорил наместник:
— Может быть, твое предложение совсем лишено смысла, но почему-то мне хочется его поддержать.
"Поверить не могу!" — хотела было съязвить Беатриче, но во время прикусила язык.
Трое расположились на нешироком каменном балконе, висящем над пропастью, и стали ждать, неизвестно чего. Не слишком-то удобно было сидеть на голых и холодных камнях при тусклом свете, нагнетающем мрачное настроение. Иверлин умудрилась задремать в самом неудобном положении, прислонившись спиной к влажной стене. Похоже, что она уже начала принимать экстремальные условия сосуществования с лабиринтом. Бет и Хамсин молчали.
Девушка полагала, что наместник погружен в сон. Сама же она, как не пыталась, не могла задремать не на минуту. Смежая веки, она старалась представлять себе успокаивающую картину: теплый летний день, утомительно-яркое солнце, от которого тянет в дрему, терпкий запах травы и стрекот кузнечиков. В такие безмятежные дни на воле ее всегда манило в сон, но здесь её что-то отвлекало. Нет, ни холод, ни темнота и ни сырость ей уже не могли бы помешать уснуть. Она к ним привыкла. Тут было нечто другое: беспокойное ощущение зова.
Сначала Беатриче решила, что это Бахрам пробует установить с ней контакт, чтоб помочь найти дорогу в общину. Тут же она закрыла глаза и попыталась полностью сосредоточиться на этом ощущении. Но когда она погрузилась в него полностью, в голове возник странный фантастический образ, не имевший ничего общего с дервишем. Из серой плоской стены, возникшей в ее сознании, вдруг выделился безупречно ровный горельеф, изображающий человеческое лицо, с каменными, но в то же время подвижными чертами. Он напоминал ей сначала древнегреческую трагическую маску, но потом вдруг превратился в комическую и за несколько секунд сменил еще несколько выражений лица.
Бет совсем отключилась от реальности и полностью погрузилась в мир своего мозга. Странное видение было, несомненно, одушевленным и до жути настоящим. Ей вдруг пришло на ум, что с маской, очевидно, можно поговорить.
