Не догнав девочку, Тед выбрался из ободранных кустов, брезгливо стряхивая с одежды раздавленные листья и веточки. В его ледяных глазах полыхало бешенство.
— Что с вами, Тед?
— Марш! У кого-нибудь из слуг есть дети, кроме судомойки?! — рявкнул он.
— Нет. Только Бланочка.
— Я же велел этой девчонке не попадаться мне на глаза!!.
— Теодор!.. Что это за ярость?.. И ведь вы ее не видели. Вы ее слышали! А это, согласитесь, разные вещи, — Маршбанкс хихикнула.
Милорд бросил на нее испепеляющий взгляд.
— Вы не понимаете. Она нарушила мой приказ. Два приказа!.. Не заходить сегодня в парк и вообще не показываться на господской половине!.. Клянусь, я сдеру с ее отца три шкуры, я выгоню их вон, я!..
— Теодор, — голос девушки стал холоден. — Я не проведу ночь с человеком, воюющим с детьми.
— Что? Условия?.. Мне?!
Глаза Марш сверкнули, когда она вызывающе вскинула голову.
— Да. Вы поставили их мне, а я — вам. Мы квиты.
Теодор слишком хотел ее, чтобы возмутиться. Он кивнул.
— Мы обсудим это завтра, Марш… Простите, я был несдержан.
— Более чем, Теодор, — ледяным тоном ответила Маршбанкс.
— Вот теперь вы сердитесь… Простите же!
— Идемте. Я вас прощаю.
«Я тебе это припомню, стерва!» — мысленно поклялся Теодор.
* * *
Следующее утро было ясным. Ни облачка не проплывало в чистой лазури, и уже часов в десять стало довольно-таки тепло. День обещал быть жарким.
Бланш не рассказала ничего о своих вчерашних приключениях. Она только стянула лишний бутерброд после завтрака и отправилась на служебный двор, покачаться на качелях. Поэтому она и не видела начало безобразной сцены, разыгравшейся на кухне — впрочем, ей предстояло принять активное участие в ее финале.
Впрочем, «начало сцены» сказать, пожалуй, было бы неверно. Скорей это являлось продолжением скандала, вспыхнувшего в опочивальне лорда. Свидетелями позора стала вся дворовая прислуга и челядь.
Сначала на кухне услышали неясный приближающийся шум, постепенно обретавший осмысленное содержание: то были рыдания и мольбы — голосом Марш, и резкие грубые ответы — голосом герцога.
— Ну вот… — вздохнула Салли. — Хозяин получил то, чего добивался.
В следующую секунду дверь с треском распахнулась, и в ее проеме показался Теодор — как всегда опрятный и подтянутый. Он тащил за собой зареванную Маршбанкс — в одной прозрачной сорочке, со спутанными волосами. Она ползла на коленях и цеплялась за его руку.
Похоже, он протащил ее так по всем апартаментам, на глазах всех лакеев, и теперь приволок на кухню, чтобы уж точно все увидели ее унижение. Так он не поступал прежде ни с одной из своих любовниц.
— Боже, боже! Тед, за что? — рыдала Марш. — Тед, нет, пожалуйста…
Он коротко и сильно ударил тыльной стороной ладони ей по лицу.
— Отцепись от меня, сука!
— Тед, ты же клялся мне. Тед! Те-ед!..
— Не вой! Как я мог обещать что-то обычной служанке? — герцог цинично рассмеялся. — Ты только на одно и годна: использованная одноразовая подстилка! Если бы ты не была дурой, то поняла бы это давным-давно. Разве у такого дворянина, как я, может быть что-то общее с такой грязью, как ты?
— Тед, я же люблю тебя!.. Ты же сам меня просил!.. — ей было больно дышать от долгого плача, и она почти хрипела.
— Называй меня «милорд»! Обращайся ко мне на «вы», стерва!
Марш разразилась бурными всхлипами, пытаясь поймать его взгляд.
— Тед… Тед, я умоляю тебя… Я люблю тебя…
— Отныне твое место здесь. Чтоб я никогда больше не видел тебя и не слышал твоего голоса. Никогда!
— За что?.. Теодор?.. Теодор… Неужели вы думаете, что я смогу оставаться здесь после всего, что было между нами?..
— Можешь оставаться или идти прочь. Что мне за дело? Я сказал, чтобы ты никогда больше не смела появляться передо мной! Сегодня ко мне приезжает младшая дочь нашего короля, принцесса Изабелла. Думаю, для того чтобы носить титул «высочество», я женюсь на ней. И потому вовсе не расположен видеть твою гнусную рожу рядом с собой.
Маршбанкс вскочила. В глазах ее замерцал гневный огонек.
— Гнусную рожу, вот как? А кто недавно называл меня красавицей? Кто еще вчера клялся мне в любви? Да знаете ли вы, что это за чувство?! Доказательства ему подавай. Подлец!.. Самовлюбленный молокосос, мальчишка! Да я вот этими ногтями расцарапаю в кровь всю твою смазливую морду!..
Ногти у Марш действительно были опасны: твердые, крепкие, острые и длинные, какого-то странного мертвенно-белого цвета.
Герцог, потрясенный вспышкой гнева своей жертвы, еле успел увернуться, избежав царапины на щеке, но девушка вцепилась в его волосы. Теодор взвыл, пытаясь отбиваться и при этом уворачиваться от ее когтей. Сцепившись, они вихрем прокатились по кухне, молотя друг друга, и вывалились на служебный двор.
— Тебя бросят в темницу за это, тварь!.. — прохрипел герцог, когда подоспевшие лакеи оттащили от него девушку. Он тяжело дышал, стряхивая пыль со своего элегантного костюма, а глаза его налились кровью. — Животное… Дикая кошка… Нет, бешеная собака! Взять ее!
— Не трогай Марш, подлец!.. — раздался тонкий возмущенный голосок. Качель раскачалась, и Бланш как пантера прыгнула с нее на милорда. Раньше она ни за что не решилась бы на такой поступок, но девочке так жаль стало Маршбанкс, такое возмущение жгло ее: ведь она вчера собственными глазами видела, как Теодор… Ах, да что там!
В Бланш словно бес вселился.
Ребенок повис на лорде и принялся колотить его по плечам своими кулачками.
— Ты подлец! Подлец! Я видела!.. Ты же обещал, что ей не придется сожалеть!..
— Что?.. Я?.. Обещал? Я ничего не обещал… — бормотал ошеломленный юноша — и вдруг пришел в себя. — О, боже! Опять эта девчонка!.. Довольно!
Милорд оторвал от себя Бланш и, держа ее за шиворот, несколько раз встряхнул в воздухе.
— Где родные этого ублюдка?!
Бланш навзрыд заревела.
— Ма-а-ама!..
— Тихо ты! — прошипел герцог. — А не то я швырну тебя псам.
Бланш широко распахнула глаза, лицо ее побелело от этой угрозы, и девочка замолчала.
— Если ты сделаешь это, ты пожалеешь, — со странной усмешкой пообещала Маршбанкс.
Герцог вернул ей усмешку.
— Милая, одна из причин моего, признаю, возмутительного поведения — то, что я не переношу детей. Они разрушают мое внутреннее спокойствие. Кто знает, а вдруг ты забеременела? Я не могу рисковать. А эта девка… Крошка, я же вполне доступно объяснил тебе, чего ты не должна была делать. Теперь пеняй на себя…
В это время пред светлыми очами милорда предстали Джек и Салли, узрев свою полузадохнувшуюся дочь, дрыгающую в воздухе ногами, в руках герцога.
— Я думаю, вам ничего не надо объяснять! Возьмите свое отродье и, если рассвет пятого дня застанет вас в моих землях, пеняйте на себя. Убирайтесь! В чем есть! Я запрещаю вам брать с собой даже еду. Вон!
Он разжал пальцы, уронив Бланш на землю, где еле живую от страха девочку подхватила мать. Не говоря ни слова, семья повернулась и поспешила прочь, к калитке, и дальше, через луг к лесу.
Маршбанкс улыбнулась. Это была дьявольская улыбка, совсем не похожая на привычные улыбки Марш. В глазах ее замерцал странный огонь.
— Ну вот, они отошли достаточно далеко… — сказала она. — Теперь, я думаю, можно перейти к делу.
— И впрямь… — начал было Теодор, но девушка вдруг подошла к нему — лакеи почему-то стояли будто истуканы, тупо глядя перед собой — и с какой-то снисходительной, насмешливой улыбкой взяла мальчишку за подбородок, глядя ему в глаза. Голос ее был угрожающе-вкрадчивым:
— Никогда не смей впредь перебивать меня, Тедди.
Она стремительно отступила на три шага и медленным торжественным движением воздела широко разведенные руки к небу. Ладони ее были открыты…
Неясный подземный гул прокатился по окрестностям, перерастая в гром небесный. С первым раскалывающим небеса ударом вокруг воцарился кромешный мрак, словно все накрыла тяжелая черная завеса — лишь Маршбанкс стояла, воздев руки, в столбе яркого розовато-фиолетового света. Меж ее ладонями с треском проскочила искра — и иззубренный меч такой же розовато-фиолетовой молнии росчерком блеснул в заклубившихся над замком тучах, ударив в шпиль главной башни. И еще один! И еще… Они ничего не освещали, в отличие от обычных молний — они и не были обычными…
