вояки всё же рыхловат.
Опасливо косится сразу на все окна. Еще бы — те дружно ощерились мушкетами.
А когда кончатся пули, останется перейти на арбалеты.
Ничего. В ближнем бою они очень даже неплохи. Как и луки.
— Законный король Эвитана, Его Величество Гуго Первый приказывает вам сложить оружие.
Хорошо, что не выстрелили. Этот еще выражается поприличнее. Предыдущие через слово лепили упоминание матери и свои альковные фантазии в отношении врагов и их родни.
Паршивее всего, что Гуго — действительно законный король. И спасать от него некому. Разве что Эрик… или Всеслав. Но словеонец уже раз поддержал Карла против Грегори. И вручил власть Регентскому Совету.
Раньше Александр не думал, что вдруг о нем пожалеет. И о Всеславе, и о Совете. Увы, всё познается в сравнении. Рядом с Его Величеством законным Гуго Регенты были идеальным правительством. Обе сволочных клики — и Ревинтера, и Мальзери — могли править только сильной страной. И потому держали ее более-менее в порядке. А вот Гуго…
Он — законный король, а Александр — служитель и князь Церкви. Но будь хоть малейший шанс — кардинал заплатил бы мучительнейшей казнью или вечными молениями в самом суровом монастыре, но раздобыл бы Эвитану другого правителя.
— Также Его Величество Гуго Первый повелевает…
Парламентер честно выждал паузу. Еще раз огляделся — уже не столь опасливо. Смелеет и… наглеет от безнаказанности. Как и все гуговцы — во главе с самим принцем… новым королем.
Храбрец не дождался повальной сдачи в плен и перешел к новым требованиям:
— … немедленно вернуть ему королевскую родственницу, герцогиню Алису Ормхеймскую вместе со штатом ее придворных дам и девиц, что сейчас насильно удерживаются в стенах обители.
Ага. Настолько насильно, что половина уже вооружилась — оборонять окна, когда монахов не останется. До тех пор дам в бой просто никто не пустит.
— Насильно? — задорно прозвенело из ближайшего окна.
Эту веселую, неунывающую пышку Александр даже запомнил. Жаклин. Первой вызвалась помогать в госпитале — как только понадобится. Вместе с лучшей подругой — Стефани.
Понадобилось быстро. Освободить руки воинам.
— Это вы с вашим недокоролем насильно можете, а здесь мы все — добровольно.
Ее товарки одобрительно свистят. И осаживать их никто не станет.
— Вы смеете не подчиняться законному королю⁈
К сожалению, королю. К сожалению, законному. Творец был слишком занят борьбой с Темным и змеями его. Или подарил своим созданиям слишком много свободы воли. И теперь Лютену захватило Зло.
Слишком много свободы воли. Но ее никто не отменял и теперь. Смерть себе каждый вправе выбрать сам.
3
Черные вороны беды вьются над головой, не смолкая. И потому особенно странно: чем дальше Лютена, тем легче на душе Ирии Таррент. Именно ее. С Ирэн Вегрэ покончено раз и навсегда. Она осталась в столице. Больше нет среди живых Ральфа Тенмара — и настоящая Ирэн может вернуть себе родовое имя. И наследство.
А Ирия…
Когда-нибудь она тоже вернет имя и титул отца. А до тех пор в подзвездном мире существует лишь кавалер Рене Реми. Юный герой, что спешит в расположение армии другого героя — много старше и могущественнее. Маршала Мишеля Лойварэ. Эвитанского полководца и верного слуги короны.
Но юный герой спешит. В робкой надежде, что Лойварэ хоть немного жаль Лютену. Больше, чем присягу. И собственную безопасность.
Нужно спасти Алису. И вернуть долги Ральфу Тенмару. А за Кати и Чарли придется присмотреть безотказной Иден. Прости, сестренка, но Ирия тебя обманула. Так уж вышло. Слишком долго и трудно превратиться из отцеубийцы в саму себя. Дыма без огня не бывает, помнишь? И уж тебе-то такое объяснять не нужно. Ты всегда была самой понятливой в семье. И самой умной.
Ты ведь справишься и без непутевой старшей сестры, правда? Всегда справлялась. Ирия защищала Эйду. А Иден была одна. И осталась тогда одна — без отца и сестер, на семи ветрах. Ненужная матери — как и все они. Что с Иден случилось бы без Стивена?
И у скольких девушек хватило бы ума принять Стива как дар судьбы, а не кару? У одной Иден?
Рене Реми. А в Бьёрнланде будет еще кто-нибудь. Зеленые глаза и вновь светлые волосы там вполне уместны. И не зря северные языки всегда давались Ирии лучше, чем мидантийский и квиринский. Теперь пригодятся. Как только Ирия Таррент найдет племянницу и сестру. Или хоть племянницу. Ее нужно устроить в безопасности, а потом вернуться за Эйдой. Той ведь тоже уже никогда не спасти репутацию. Даже после такой чехарды с королями. Политика политикой, а непорочность невесты — дело другое.
Разве что Эйде обвенчаться с Роджером Ревинтером, но уж без такого счастья как-нибудь обойдемся. Тут даже вдовство не поможет.
Да и от могущественных врагов лучше оказаться как можно дальше. От любых. Что-то их количество растет не по дням, а по минутам.
Жаль собственных обещаний Констансу. Но если он и впрямь сдержит слово (и не перегорит в своей скороспелой любви), Ирия найдет его. А дальше выбирать уже только ему. Расстаться или сбежать вместе. Вряд ли образованный поэт не знает бьёрнландского. Или хоть наречия Вольных Городов. Или теплой Идалии.
Только сначала — в Квирину. Анри заслуживает правды о родителях. О смерти отца и любви матери.
И уже потом — на свободу. С Эйдой и Мирабеллой.
И будут они все жить-поживать у далекого северного моря, чей рокот похож на шум волн Альварена. Как в сказке. Молодая вдова с дочерью и ее… младшая сестра? Если Констанс последует с ними. Если посмеет и не разлюбит.
Способна ли Ирия полюбить вновь — разберемся потом. А пока будем надеяться, она сумеет хоть быть благодарной.
Значит, сестра… или брат. Лучше старший. Брать себе слишком мало лет — нельзя. С другой стороны — слишком зрело Ирия выглядеть не сможет. В темных тонах Тенмара и при подходящей прическе она сойдет лет на двадцать, а то и за двадцать… но не в мужском камзоле. Здесь все ее годы видны сразу. Если не младше.
Ладно, часть юношей и в восемнадцать кажутся пятнадцатилетними. А совершеннолетие наступает в шестнадцать и в Бьёрнланде. Хоть в армию иди.
Всё это еще так далеко. Можно просчитать потом. А пока — ветер, скачка и резвая белоснежная лошадка. Получившая новое имя в память о верной Снежинке. Где ты, подружка? Будем надеяться, лошадей убивают только Люсьены. И только Вихрей.
И много миль до Квиринской границы — впереди. Три недели полной свободы.
