– Это то, что никак не могли прочесть мои соглядатаи? – Курам не притронулся к пакету, но глянул с любопытством.
– Да.
– Ты желаешь услышать оценку своему труду?
– Нет, владетель.
– «Хранитель», – поправил Курам. – У тебя есть еще просьба?
Митьке захотелось зажмуриться. Купить право заглянуть в прошлое такой ценой? Да что же за род проклятый! Но Хранитель – владетель! – не предложит дважды.
Курам ждал. У Митьки вдруг закружилась голова, словно он увидел под собой ущелье Орлиной горы. Сдавило виски. Ну же! Что сделано, не исправишь. А как иначе узнать, чем прогневал Брислав Дин своего покровителя? Другого шанса не будет.
– Нет.
– Что ты сказал? – Кажется, Хранитель действительно недослышал.
– Нет, – громко повторил Митька.
– Вот как…
А нужен ли ему этот шанс? Может, завтра уже придется встать к каменной стене под молчание колокола. Княжич сгорбился в кресле, уронил руки между колен.
– Глупо, – услышал он голос Курама и кивнул, соглашаясь.
Да, наверное, глупо. Почему так: поступаешь правильно, а выходит – глупо? Как тогда, у короля Далида.
– Но я все-таки желаю узнать историю твоего рода.
Митька вскинул голову.
– Или ты против? Откажешься быть проводником владетелю Роддара?
– Вы это – как плату? – разжал княжич губы. – Как милость?
Он думал, что Курам рассердится, но старик сказал грустно:
– Мальчишка… Смотри на часы.
…Кажется, это фехтовальный зал.
За мутным слюдяным окном плавает круглая луна, похожая на сонную рыбину. Блеск ее чешуи мягкими пятнами лежит на полу. Ближе к центру зала он тускнеет, растворяется в густой желтизне – горят свечи. Канделябр стоит на полу, между мальчишками. Шестнадцатилетний Брис и двенадцатилетний Ильт – лицом друг к другу; идущий снизу свет накладывает причудливые тени.
Брис говорит шепотом, но постепенно голос его крепчает:
– Ильтарий Торн из рода серебряного Оленя! Вот мой нож с Орлом. Прими его, прими честь мою и славу рода моего.
– Брислав Дин из рода золотого Орла! Прими и ты нож с Оленем, а с ним честь мою и славу моего рода.
Оружие перешло из рук в руки. Мальчишки поддернули левые рукава рубашек. У Бриса чуть раздуваются ноздри, Ильт прикусил губу. Они постарались резануть одновременно – и кровь закапала на пол Динхэла. Неторопливо переплели пальцы, сомкнули руки, соединив раны.
– Вот, – неловко выдохнул Ильт.
– Ага, – в глазах Бриса мелькнула усмешка.
Разжали пальцы, княжич Дин поднял заранее приготовленные обрывки холстов.
– Давай перевяжу, – сказал он с той грубоватостью, за какой обычно прячут волнение.
***
Темка выпустил повод Каря и рванул напрямик, между палатками, по нетронутому снегу. Вспухали белыми взрывами сугробы под ногами. Плащ путался, цеплялся завязками за горло, и княжич скинул его. Отмахнулся от Александера, проскочил под носом караульного и все-таки опоздал. Роддарский гонец уже говорил с адъютантом. Вот они зашли в королевскую палатку, и сразу затем оттуда вышли князья.
– Папа! – Темка чуть не сбил с ног Торна-старшего. – От владетеля? Да?!
– Скорее всего. А ты чего раздетый носишься? Опять простудишься.
Темка глянул непонимающе, ухватил отца за рукав.
– Пап, я так просил Создателя… Ну не может быть, чтобы Митьку убили!
– Иногда я проклинаю тот день, когда для тебя выбрали Северный Зуб, – вырвалось у отца с горечью.
– А я, – у Темки перехватило горло, – я очень рад этому! Слышишь? Я рад этому!
…Тают снежинки на ладони. Одна, другая, третья. Высыхают капельки на коже. Темка внимательно следил за тем, как исчезают иглистые звездочки, словно нет в эту минуту ничего важнее тающего снега. Наверное, если бы увидел Александер, то задал бы взбучку – не дело королевскому порученцу в разгар дня прятаться за палаткой. Но Темка не мог выйти. Пусть время замрет. Солнце застынет. И только замерзшие слезы Матери-заступницы падают и падают на землю. Пусть так будет вечно, лишь бы не прозвучало: «Казнен». Темка пробует это слово, повторяя раз за разом, пока оно не утрачивает смысл и не становится нелепым, словно карканье ворона, тщившегося заговорить по-человечески.
Падает снег. За его пеленой слышны голоса, шаги, конский топот; вот прошли на смену часовые. Король наверняка уже выслушал посланца. Темка наклонился, ухватил в горсть снег. Заледеневшая ладонь почти не ощутила холод. Растер лицо. Он – королевский порученец, он солдат в свите короля. Надо идти. Но Темка все медлил, а потом появился Шурка, протянул плащ.
– Сейчас будут играть сбор.
Место Темки – среди порученцев, слева от Марка. Побратим глянул вопросительно. Темка отвернулся, уставился на королевскую палатку. Ждут. Падает снег. Темке хочется запрокинуть голову и поймать губами крохотные белые искорки. Они оседают на плащах и мундирах, на непокрытых головах, превращая всех в седых стариков.
Адъютант распахнул перед королем полог, вышел Эдвин. Король был холодно-сосредоточен, он держал в опущенной руке свиток. За его плечом виднелся роддарец – уставший гонец, совсем непохожий на вестника смерти. Чуть качнулся Марк, толкнул Темку в плечо.
Голос Эдвина хорошо слышен в тишине:
– Князь Крох захватил Минвенд, а значит, Иллар не выполнил договор. По приказу владетеля в Роддаре были казнены трое заложников.
«Митьку обещали убить последним!» – Темка зажмурил глаза, но все равно продолжал видеть падающий снег, только он стал черным.
– Были расстреляны: князь Жель Дробек из рода Куропатки.
В свите коннетабля есть его сын, Темка помнил герб.
– Князь Юдвин Раль из рода бронзового Барсука.
Нет, его Темка не помнил. Третий, последний – ну же!
– Барон Михалей Устан из рода Осы.
Темка открыл глаза. Подло радоваться, но Митька жив. Жив!
– Владетель дает пятнадцать дней, чтобы вывести мятежников из Миллреда. Если по истечении срока мы не сможем этого сделать – оставшиеся заложники будут казнены. С нами едет гонец из Роддара, он и будет свидетельствовать владетелю.
Росс-покровитель, сделай так, чтобы Темку не отослали с поручением. Он должен участвовать в бою за Минвенд!
Чем ближе к Миллреду, тем теплее. Запах приближающейся весны должен кружить голову, но пахнет дымом и лошадиным потом, тяжелым пехотным духом и оружейной смазкой. В тот день, когда пересекли границу, парило от земли и слепило глаза солнце. Темка расстегнул пуговицу на мундире. Душно. Плотным строем едут, без привалов.