– Я, князь Лесс из рода Ласки, обещаю не убивать князя Кроха. Пусть его казнят в Турлине.
…И вот теперь Марк все ближе и ближе к Миллреду. Послезавтра будут у границы.
Разбита дорога, перемешан снег с грязью. Летят ошметки из-под копыт едущих впереди. Темка вдруг придержал коня, свернул на обочину.
– Александер, я догоню.
Марк тоже остановился, пропуская пеших. Темка оттирал с лица грязь и смотрел, как взбивают черно-белую жижу солдатские сапоги. Потом добивали дорогу пушки, которые медленно тащили ладдарские битюги.
– Не могу. Каря готов загнать, побыстрее бы туда. И хоть под колеса ложись, – Темка кивнул на пушки, – лишь бы через границу не перешли.
Марк понимал: каждый шаг к ней – Митькин шаг к казни. Княжич Дин хорошо держался в плену, кому, как не Марку, это помнить. Не посрамит Иллар и на роддарском эшафоте. Если, конечно, заложники еще живы.
Темка первый направил коня вдоль дороги, обгоняя медленно тянущийся обоз. Марк пристроился следом, радуясь, что побратим не видит его лица. Неужели все-таки он, князь Лесс, желает смерти Эмитрию Дину? Дерьмо шакалье! Митьку есть за что уважать. Сведи их Создатель другими дорогами, Марк был бы рад назвать Дина-младшего другом. А сейчас – поднимается глухая злоба, ворчит, словно одичавший пес. Когда вот так изводится Темка – из-за Эмитрия. Когда обрывает разговор или просто молчит, а видно же – думает о чем-то важном. Марк не спрашивает: все равно не скажет, оставляет другому побратиму. Или – единственному побратиму? Хоть и вернул Темка нож, князь Лесс давно уже не мальчишка, понимает – этого мало.
Как-то еще по осени, когда стояли последние жаркие деньки, Темка и Марк отправились купать лошадей. Хороший был вечер, тихий. Правда, Темка все маялся, точно хотел поговорить, но не решался, и, когда Марк предложил дойти до песчаный косы, обрадовался. Марк снял сапоги и шагал по мелководью, Темка топал по берегу, медово-красноватому от заходящего солнца. Отмахивался снятой рубашкой от комаров и ворчал: почему, мол, они к Марку не пристают.
– Ты вспоминаешь столицу? – спросил побратим, звонко хлопая себе по шее.
– Наверное. – Марк и сам не знал. Есть Турлин, и ладно.
– А я часто. – Темка настороженно глянул на него из-под упавшей прядки волос. Словно опасался чего.
– Маму? – как можно мягче спросил Марк.
– Ну да, маму, – слишком быстро согласился друг. – И вообще…
Санти, обиженный невниманием, поддал Марку в спину мордой, чуть не сбил с ног.
– Не хулигань. Что – вообще?
– Ну… А место-то занято. – Темка шел выше по берегу и увидел первым.
Марк вытянул шею: точно, всадник загоняет коня в воду. Почудилось – знакомая посадка. Видно, Темке тоже, он бросил повод Каря и побежал. Но почти сразу остановился. Парень только издали, в слепящем свете заката, походил на княжича Дина.
Темка глянул на подошедшего Марка.
– Пошли обратно, раз занято.
Про Турлин Темка больше не сказал ни слова, он вообще сделался молчалив.
Тогда Марк на мгновение пожалел, что не убил Эмитрия еще весной. Тогда – и сейчас. Темка бы уже примирился с гибелью побратима, а такая неизвестность – как долгая пытка.
***
Агрина встретила гостя как раньше: стукнула хвостом по полу и продолжила грызть огромный мосол. Курам сидел за столом в светлой части кабинета, рассеянно выбирал орехи с плоской тарелки.
– Добрый вечер, владетель.
– Я так и думал, что ты не поймешь, – чуть поморщился хозяин. – Садись. Орешек хочешь?
Митька взял длинный миндаль, сдавил в пальцах.
– Что же я должен был понять, владетель?
– Что все это время я говорил с тобой не как правитель Роддара, а как Хранитель.
– А разве можно так? Вы – один человек. По вашему приказу убили троих.
…Как ярко была видна кровь на белом. Когда расстрелянных накрыли плащами и унесли, пятна остались. Снег пытался их спрятать, но получилось у него не сразу – сначала он таял, попадая в красные лужицы. И как тихо стало в доме без брюзгливого ворчания старика Дробека, неторопливых рассказов Михалея – он любил травить байки, без яростных нападок Юдвина.
– Скажите, владетель, зачем вы придумали этот договор? Если знали, что Иллар не сможет его выполнить.
Курам со вздохом положил орех обратно на тарелку.
– Видишь ли, мне не нужна война с Илларом. Вы привыкли считать, что мы любим войны. Это не совсем так. Для нас война – работа. И она выгоднее, когда воюют другие, а мы лишь наемники. Война с вами принесет нам победу – и нищету на долгие годы. Сейчас мы не готовы содержать армию. Случись все чуть позже, да, признаю, мы бы с вами не церемонились.
Митька коротко усмехнулся: сейчас этого человека действительно невозможно называть Хранителем.
– Наш основной товар – наемники. Ты ведь слышал, что у нас был мор? Умерло слишком много мужчин. А если мы ради войны с вами отзовем тех, кто ушел? Теперь представь: война началась. Мы не сможем покупать продовольствие в Миллреде. Придется грабить Иллар, а что можно взять сейчас в его приграничье? Захватим ваши земли, а дальше? Нам их не поднять. Нет, к сожалению, сейчас война нам невыгодна.
Митька вспомнил ваддарских князей: они также обсуждали илларские земли. И как там, в Ваддаре, замутило от бессильной ненависти.
– Скажу откровенно: меня мало кто поддерживает, и даже мой брат настаивает на войне. За всю историю Роддара впервые владетель оказался наделен даром Хранителя и впервые он отказывается от войны. Видишь ли, именно благодаря своему дару я смотрю на некоторые вещи иначе. Но, опять-таки, благодаря дару, я знаю, что должен был сделать хоть какой-то ход в защиту Миллреда, дабы не прогневать покровителя нашего Родмира. – Курам усмехнулся. – Заодно успокоил Альбера и его сторонников. Владетелю тоже нужно на кого-то опираться.
Митька стиснул орех так, что заныли пальцы.
– Я и раньше понимал, что мы – разменные фишки. Но я надеялся, что нас разыграл Иллар, а оказывается, вы просто хотели успокоить крега Тольского и упрочить свое положение.
– Ты забываешь о братской клятве.
Мог бы, рассмеялся владетелю в лицо.
– Да какая это клятва, если вы из нее сделали повод для политических интриг?
– К сожалению, клятва все-таки существует, – сухо сказал Курам.
Митька отложил миндаль на стол, вынул из кармана завернутый в плотный лист пакет.
– У меня к вам просьба, владетель. Если вы казните меня, то, пожалуйста, пусть эти бумаги передадут илларскому княжичу Артемию Торну из рода серебряного Оленя. Я не стал запечатывать, вы же все равно захотите посмотреть.
