— Сынок… я… не успел… ха-а-аххх, — и Кэдмон страшно закашлялся, с уголков его рта стекали струйки отвратительно пахнущей крови.
— Отец, молчи… я что-нибудь придумаю, мать поможет, — Фолькет не знал, что еще сказать.
— Мать осталась там… мы не забираем трупы, даже самые любимые… запомни это…
— Осталась где?!
— В крысоловке… нас все-таки перехитрили… Заплатили, последние деньги отдали… не забыли своих… кха-аахх… Сын, возьми желтую склянку, там, в глубине… дай мне!..
Фолькет послушно исполнил отцово распоряжение; гном глотнул пахнущей цветами жидкости, сморщился и сказал уже более спокойно и разборчиво:
— А теперь слушай меня, Подарочек. Жить мне осталось не больше десяти минут, эта дрянь убивает нас наверняка… но напоследок дает силы. Ты не родной наш сын, это мы от тебя никогда не скрывали. Я долго искал тебя… среди гномов, цвергов, даже людей. По крови ты обычный цверг, сын раба и рабыни, ничего особенного… но в остальном — редкая удача для нас. Время появления на свет, врожденные способности, изумительная обучаемость Ремеслу… ты был всем хорош, мой мальчик.
Фолькет, мы были последним выводком подгорных крыс. Теперь ты остаешься в одиночестве. Запоминай: оба состояния, и гномово, и крысиное — для нас привычны, тебя перекинули еще в младенчестве… помнишь, я тебя все пугал отражением в ручье?.. Это было тоже твое лицо. Я не многому успел научить тебя, сынок, а книг у нас нет… так что придется тебе самому… Ты сможешь. Может быть, даже лучше, чем под моим руководством. Ты жесток, амбициозен, ты мнительный и злопамятный, и ты никогда не пытался подавить свою крысиную половину, позволил ей расцвести, набраться сил…
На мою родню не рассчитывай. Скорее всего, они выкинут тебя из дома еще до похорон. Так что собирайся сейчас; возьми мои инструменты — те, что сделаны под ювелирные, пояс с травами… больше ничего не бери, отнимут. Прими последний совет: ищи истинные вместилища силы, ради них не жалей ничего… даже себя; если встретишь Черного Магистра — не ярмарочного шарлатана и не побирушку… как проверить, сам знаешь… попытайся добраться до его книг… в ученики не набивайся, лучше в слуги. Не забывай…
Тут Кэдмон содрогнулся, глаза его выпучились, в горле забулькало… и старый гном начал оплывать, таять, перетекая в иную телесную форму, форму огромной крысы, не меньше гнома. Фолькет стоял рядом и смотрел. Крыса пару раз взвизгнула и вновь на ее месте оказался Кэдмон, но на этот раз в нем было поровну — и от гнома, и от крысы. Грудная клетка слабо вздымалась, дыхания почти не было слышно; жизнь спешила покинуть это неприглядное вместилище. Фолькет подошел поближе и грубо потряс приемного отца за плечо.
— Эй, вы! Прежде чем сдохнуть, скажите, у кого это нашлись деньжонки на зачарованную крысоловку! Ну!
Кэдмон дернулся, попытался что-то сказать… из ощеренной пасти вылетало невнятное шипение… ничего похожего на имя. Еще пара содроганий — и последняя в Обитаемом Мире чистокровная подгорная крыса сдохла — и в кои-то веки смерть сделала этот мир лучше и чище.
Фолькет пришел в себя, лежа в канаве, на обочине какой-то дороги, судя по всему, ведущей в контадо. Тело болело, жалобно ныла каждая косточка, а в голове кто-то любознательный ковырялся пальцем. И это было не самым худшим вариантом, неумело выполненные заклинания переноса могли разделить объект приложения силы на части и работать с каждой по отдельности. Цверг застонал, переворачиваясь на спину, с кряхтеньем поднялся и обозрел окрестности. Обычное южное редколесье, дорога, явно не из главных, но и не заброшенная, солнце уже клонится к западу… интересно, где это его промотало столько времени? Фолькет вынул из-за пазухи кольцо с темным алмазом на цепочке, подышал на него, зачем-то засунул в рот, вынул, вытер о рукав легкой рубахи, полюбовался на свет и почувствовал, как и смертельная усталость, и тупая боль отпускают его, отступая перед абсолютным ликованием. Спрятав камень на прежнее место, цверг решительно направился по дороге на север — подальше от города. Он прошагал не многим более часа, когда увидел невдалеке недавно обкошенное поле и на краю его — неуклюжее строение, похожее на старый овин. Впрочем, овин обрадовал Фолькета сильнее, чем герцогский дворец. Он с трудом открыл рассохшуюся дверь, вошел внутрь: пыльная темнота, пронизанная лучиками заходящего солнца, утоптанный земляной пол, сваленные у стены жерди для стогов, а в глубине несколько охапок прошлогоднего сена, на которых явно ночевал какой-нибудь бродячий школяр или жонглер из тех, что не привязываются к одному трубадуру, предпочитая разнообразить своих господ (причем ночевал совсем недавно, потому что на дощатой стене чуть повыше сена белели свежепроцарапанные слова «Вирена шлюха» и «Посетите дом потаскушки Вирены — самый дешевый бордель в Ньерде» и другие, уже совершенно непристойные свидетельства размолвки между неизвестным грамотеем и Виреной). Фолькет присел на высохшую траву, потянулся и лег, закинув руки за голову. Он был доволен собой: чуть ли наугад совершенное заклинание переноса сработало, он оказался неподалеку от Ньерда — самого отдаленного контадо, последнего предместья, подчинявшегося Эригону; планировал, правда, поближе к Гридду… но спасибо и на этом. Цверг полежал немного, и сон начал одолевать его; свернувшись калачиком, подложив ладонь под шеку, Фолькет закрыл глаза и, уже засыпая, мысленно поблагодарил Амариллис. Спасибо, дуреха, избавила от хлопотного дела, сама отдала камешек… а то поди, отыщи тебя в дурной толпе вечером седьмого дня, еще обознаешься, пырнешь кого-нибудь не того… Хотя, конечно, заманчиво было снять колечко с трупа… и не только колечко… Фолькет омерзительно ухмыльнулся и облизал языком распухшие губы. Через минуту он спал, сном невинным и крепким, как молодой орех.
Деньги у него были, поэтому поселиться на одном из постоялых дворов Ньерда не составило труда. Заняв вполне приличную комнату во втором этаже, в самом конце коридора (подальше от любопытных глаз и ушей) и договорившись с тощим унылым хозяином о молочной похлебке на завтрак и мясной запеканке на обед, а также оговорив свое нежелание выходить из комнаты по пустякам, цверг запер дверь на задвижку, прикрыл ставни и поудобнее уселся на скамью-ларь в нише. Фолькет вытянул цепочку из-за ворота, снял кольцо и поднес его поближе к глазам. И зашипел. Его нос быстро задвигался, усишки зашевелились, зубы ощерились… черты лица цверга стали расплываться, удлиняясь и заостряясь. Он был очень зол и растерян. И было из-за чего: алмаз темной крови, прозрачный и глубокий, похожий на осколок черного льда, куда-то бесследно исчез. На его месте в оправе сидел невзрачный камешек, тусклый, непрозрачный, пыльно-серого цвета, затрапезный, как тряпка для стирания пыли. Ослепший, оглохший, беспробудно спящий камень.
