— Деньги ты заработаешь — уверенно кивнул мальчишка — с твоими способностями, хозяин, мы не пропадем. Что касается рабыни, я тебе вот что скажу — а ты посмотри на дело с другой стороны — никто не заставляет тебя покупать дорогую рабыню, которая будет еще и постель тебе согревать. Да, такие рабыни дороги — молоденькие красавицы. Так тебе же не для постельных утех, а нужно женщину в возрасте, на кой демон тебе красотка? Чем страшнее, тем лучше. И чтобы язык за зубами держала. И постарше была. И хозяйство умела вести. А что касается владения рабами, тут я тебе скажу одну штуку — посмотри‑ка ты на это по — другому. А если та рабыня, которую ты собираешься купить достанется кому‑то плохому, тому, кто будет ее бить, мучить, или принесет в жертву каким‑нибудь богам, что, это лучше? Захочешь — потом освободишь ее, как меня освободил. Кто тебе мешает это сделать? Каждый раб был бы счастлив попасть к тебе, поверь мне. Лучше такой как хозяин как ты, чем урод вроде трактирщика, которому ты устроил пакость. Так что пойдем на рынок, выберем рабыню и купим. По крайней мере, никто же не мешает нам прицениться? Ну не хватит денег — не будем покупать, делов‑то….!
— Говорю — не ругайся! — задумчиво сказал Илар — буду штрафовать тебя за каждое матное слово, вот увидишь! Серебряник с тебя за это слово! А вообще — ты прав. Пошли. Заодно, по дороге, посмотрим трактиры. Может где‑нибудь и пристроюсь.
— Чего серебряник‑то?! Откуда такие грабительские цены?! Тьфу! А когда мы колдовством займемся, хозяин?
— Чего это «мы»? Ты‑то причем? Не лезь в это дело — целей будешь. Мне что‑то вообще не хочется колдовать. Наелся, досыта колдовством… после последнего раза, когда мертвая девица душила своего папашу… жуть! Видел бы ты — в штаны бы наделал!
— Не знаю, не знаю — задумчиво протянул Даран — а я бы хотел посмотреть на то, как ты колдуешь… очень бы хотел. А еще больше — хотел бы колдовать сам. Вот смотри, как получается — ты не хотел стать колдуном, и стал им. Я хочу этого больше всего на свете — и не получаю. Скажи, вот почему так бывает? Кто в этом виноват? Боги? А они есть вообще, боги‑то?
— Святотатствуешь? — усмехнулся Илар — а если есть? То есть — что я говорю?! Простите, боги! Есть, конечно! Вдруг они тебя услышат? И что тогда?
— Что? — криво улыбнулся Даран — отольют мне на башку, ага. Или еще чего гадкое сделают. Знал бы ты, сколько раз я их материл, сколько просил помочь — и что? А ничего! Ни хрена они ничего не слышат. Или… их нет. Так что плевать на них.
— Хватит о богах — нахмурился Илар — есть они, нет их — чего зря воздух молоть? Все равно ничего не изменит. Пойдем‑ка, делами займемся. Ты готов уже?
— Я‑то да. А ты, хозяин? Ты хорошенько припрятал денежки?
— Хорошо. А что?
— А это что? — Даран, ухмыляясь, протянул Илару мешочек — кошель с монетами, и музыкант ошеломленно хлопнул себя по поясу:
— Как ты сумел?! Я же с тобой разговаривал, смотрел на тебя! И как это ты?!
— Вот так! — хихикнул Даран — пока ты в сторону смотрел, а я мимо за штанами проходил. Если я смог, и другие смогут. Спрячь получше!
— Мда… и где ты только научился… ну да ладно — раз готов, то выходим.
* * *
— Купи мне пирожок, хозяин! У меня слюни текут! Запах такой — терпежа нет!
— Потерпи, Дар… — покачал головой Илар — попозже зайдем в трактир, поедим как следует. Не надо перебивать аппетит всякой дрянью. Откуда ты знаешь, что там в начинке? Папа говорил, что тут, на рынке, торгуют пирожками с такой дрянью, что вслух сказать нельзя. Он же служил уснаром в городской страже, под началом у него было пятьдесят стражников. Так вот — один раз поймали торговца пирожками, который начинку из трупов делал. Убьют прохожего, ограбят, а самого на пирожки пустят. Так что, хочешь пирожок?
— Гадость какая! Хозяин, ты умеешь испортить аппетит! — Даран обиженно сплюнул — я теперь вообще пирожки с мясом есть не смогу! Как представлю! Бррр…
— Вот — вот. Потерпи. Эй, уважаемый — Илар поймал за рукав прохожего, краснолицего толстячка со свертком на плече, явно мелкого торгаша — где тут ряды с рабами?
— Хочешь продать своего? — заинтересовался торговец и тут же увял — а! Вольноотпущенник! А может, продашь? Хороший мальчик, симпатичный… ух, какой злой мальчик! Как собака! Держи его! Он покусает! Таких надо вообще на цепи держать! Вон там ряды с рабами! У забора! И держи своего рабенка на привязи! Его вообще надо придушить, он бешеный!
Торговец убежал, испуганно оглядываясь на оскалившегося, как зверь Дарана, Илар прижал к себе сжавшегося, твердого как железо мальчишку и погладил его по затылку:
— Все, все, тише! Научись спокойнее воспринимать негодяев. Их много в мире, всех не перекусаешь! Успокоился? Ну все, все… пойдем.
Булыжная площадь уставлена клетками, за прутьями которых не звери — люди. Угрюмые, скучные, бессмысленные, страдальчески искривленные и просто равнодушные — лица, лица, лица. Молодые, старые, мужчины, женщины, дети — отголоски каких‑то событий, осколки жизни, мусор, всплывший на полноводной реке Жизни.
Отец не раз говорил, что считает рабство дикарством, и он против него — как и все северяне, но закон, есть закон. По нему — за определенные преступления можно попасть в рабство. И что, по мнению любого северянина — лучше умереть, чем стать рабом.
Впрочем — не все были согласны с этим его мнением. Мама Илара, например, была не согласна и говорила о том, что раб может выкупиться, ему может повезти, и он станет свободным. А вот покойник уже никогда никем не станет, кроме праха.
Илар еще не определился со своим мнением, но знал наверняка — рабство ему не нравится.
— Неуютно тут — шепнул Даран — столько горя, беды… я помню, как мы с мамой сидели в такой клетке.
— Ты же маленький был? Как можешь помнить? — пожал плечами Илар — тебе сколько тогда было?
— Сколько бы не было — я помню! — упрямо сжал губы Даран — мама обняла меня, прижала к себе… а отовсюду запах… моча, пот… горе. Чувствуешь, как пахнет горе? Я помню этот запах. Скорее бы отсюда уйти…
— Уйдем — поджал губы Илар — пройдемся по рядам, и уйдем. Мне наша затея с покупкой рабыни уже не кажется такой удачной.
— Все нормально. Я держусь. Не обращай на меня внимания, хозяин. Кстати — как тебе эта женщина? Нет… она швея. Дорого. Вон, цена на нее висит.
— А ты цифры знаешь? Ты же не умеешь читать?
— Хозяин — не смеши. Считать деньги могут и рабы. Если на клетке написано «20» — ясно, что это двадцать золотых. Хозяин, хозяин! А вот! Ох, нет… не увидел. Дорого.
— Эй, ребята, вы что‑то ищете?