дышала полной грудью: больше не надо боязливо оглядываться, чтобы, не дай Бог, не наступить на куклу «её Высочества» Молли, ведь это обязательно приведёт к истерике с дикими воплями, от которых едва не закладывало уши, сопровождающимися морем слёз и липких соплей. Человеку всегда становится хорошо, когда спадает напряжение, чем бы оно ни было вызвано. Пусть противный ребенок изводит за доллары другую няньку, а таких, как она, ещё поискать!
Анжела старательно, не повышая голос, объясняла девочке, что так себя вести нельзя, но всё было безрезультатно. Да у неё ангельское терпение, что выдержала эту неуправляемую душеизводительницу несколько недель! За углом незадачливую няню ждало спасение от ужасов детской. Проведя пластмассовой карточкой по узкой щели аппарата, Анжела нырнула в сабвей. Это особое место, где порой было страшно, а порой и занятно.
Главные узловые станции, такие как Лексингстон Авеню или Тридцать Четвертая стрит, до глубокой ночи не знали, что такое тишина. На всех площадках, где были переходы на другие ветки, играли оркестры или «one man band» — одинокие музыканты.
Здесь порой можно было встретить и голливудских звёзд, пришедших показать себя народу, вместо репетиций в душном ангаре, и обкатать новые песни. Но в основном пассажиров развлекали бродячие музыканты. Однажды Анжелу удивил афроамериканец, который выделывал что-то невообразимое, барабаня по пяти пустым вёдрам. Порой он ударял и в маримбу, стоящую чуть поодаль. И тогда щемящий, проникающий в душу звук заставлял всё внутри отзываться на мелодию, её сердце заворожённой «коброй» подчинялось заклинателю. Она подошла к исполнителю в высокой шапке, куда были убраны пышные волосы, и бросила честно заработанный трудовой доллар.
А что?! Получила удовольствие — плати, такова жизнь! Сейчас Анжела ехала, чтобы проведать подругу в Бруклине, ну и остаться ночевать…
Одиннадцать часов вечера. Испытав за сегодняшний день столько потрясений, она забыла золотое правило сабвея — садиться в поздние часы только в первый вагон, где был машинист, или средний вагон, четвёртый или пятый, где был кондуктор поезда. Анжела села в последний, куда даже полиция не любит заходить — от греха подальше. Через две станции, в районе Канал стрит, к ней подошли тёмные личности.
Чёрной рукой один из них ухватился за ногу, по-хозяйски стиснув задрожавшее колено, а второй стал срывать с Анжелы куртку.
Когда Энжи закричала, оба афроамериканца рассмеялись.
— Славный голосок. Когда мы тебя дрючить будем, пой, цыпа, тебе же лучше.
— Ребята… может, не надо?
Один из извергов тихо сказал:
— Надо, baby! Ты даже не представляешь, как будешь потом меня благодарить. Я умею обращаться с женщинами.
— Я тебе верю! — наивно произнесла Анжела, обливаясь ледяным потом и лихорадочно думая, как бы выкрутиться.
— Он тебя не обманывает, — хихикая, встрял второй, — всю жизнь будешь помнить.
— Это ты чего, смеёшься? — зло прищурился первый. — Бро, не можешь мне простить своей сестры, которая после меня попала в больницу?!
— В самую точку, гнида, помню, как ты её попортил!
Внезапно оттолкнув Энжи, насильник вытащил нож и замахнулся на товарища. Тот перехватил руку, и оба вскоре оказались на полу. Анжела услышала шум спасительно раскрывающейся двери и каким-то чудом выскользнула, едва не споткнувшись о дерущихся, которые визжали и извивались на полу словно взбесившиеся псы.
Анжела побежала по платформе, опасаясь преследования, но поезд с грохотом умчал мерзавцев в густую тьму тоннеля. Отдышалась. Энжи осталась одна, но ей не было страшно. Страшнее с людьми. Со стороны рельс раздался писк, глянула и тут же отшатнулась: мамаша вела крысиный выводок ознакомляться с территорией проживания.
Внезапно девушка заметила надвигающуюся тень, Анжела опять шарахнулась и чуть не упала на рельсы. Но криминальная хроника не дождётся нового сообщения. Мощная мужская рука помогла сбалансировать и поддержала. Поезд уже выскакивал на станцию. «Месть» Анны Карениной не состоялась. И как снег на голову — ошарашила родная речь.
— Я Виктор. Можно Витя.
— Анжела, — не узнав своего голоса, произнесла спасённая.
Она неожиданно прижалась к посланному случаем соотечественнику.
— Странно. А ты не боишься меня. Вдруг я гангстер или член шайки?
Отпрянув на секунду и разглядев симпатичные черты мужчины, Анжела сказала:
— Ты даже в таком случае не очень страшный.
— Это комплимент?
Оба засмеялись. За час, который ушёл на дорогу, больше никто к Энжи не приставал, хотя и заходили всякие подозрительные личности. Она понимала, что спокойствие наступило именно благодаря присутствию Виктора.
И когда тот попросил у неё телефон, она быстро настрочила цифры.
— А код семьсот восемнадцать, бруклинский. Я пока у подруги остановлюсь.
— Потом ко мне переедешь, — уверенным тоном ответил Виктор.
Он пожал ей на прощанье руку. «Какой вежливый и самоуверенный парень, посмотрим, что из нашего знакомства получится».
Подруга встретила, ёжась после тёплой постели.
— Ну, слава богу, ты сбежала от Пола, я бы и двух дней с его ядовитым монстром не выдержала. Таких детей мамы должны рожать обратно, забирать в утробу и перерабатывать. Пожевать сообразить, или ты на ночь не ешь?
— Я бы не отказалась. В животе бурчит от сегодняшних приключений. Недаром говорят, что в желудке свой независимый ум. Он радуется хорошей пище и страдает от несвежей.
— Правильно мыслишь. А сейчас организую спальное место. Утром покудахтаем. OK?
Что хорошего в американцах — это то, что не любят забивать себе голову чужими заботами, переадресуя их хозяину, если распускает перед ними нюни. Для этого и выражение есть «it’s your headache».
То есть, не передавай мне свою головную боль. Хозяйка продолжила:
— Но предупреждаю, я встаю рано. На Брайтон Бич сейчас работаю в овощном магазинчике. Хочешь к нам? — спросила подруга и протянула Энжи бутерброд с варёной колбаской из магазина российских товаров. — Тогда поговорю с хозяином. Он турок. Да и вся наша, как говорили раньше, Маленькая Одесса сейчас под «турецким игом». Магазины, рестораны, бизнес. А в повара и обслугу берут узбеков. Те знают, что русскому человеку нравится.
— Ладно, будет видно. Спок ночи, — женщина умирала от всего пережитого, надеялась, что целебный сон перемелет всё и утром она опять будет свеженькой как огурчик
